хорошо даже просто от понимания, что он рядом. Дискомфорта почти нет, ни о какой боли и речи быть не может. Мне хорошо. От каждого осторожного толчка и сладкого касания губ.

Напряжение нарастает. Дамир двигается чуть быстрее, а стоны становятся только громче. Мне так хорошо… Что даже страшно, что так бывает!

Цепляюсь ногтями за плечи Дамира, стону в поцелуи и даже сама не замечаю, когда начинаю двигать бедрами навстречу.

Дискомфорт уходит совсем, остается только удовольствие, которым Дамир осыпает меня с ног до головы. Толкается и целует, сжимает руками и шепчет на ухо что-то, что я совершенно не могу разобрать.

— Какая ты нереальная, — хрипит на ухо и вздрагивает всем телом, на пару секунд придавливая меня всем своим весом. Но даже эта тяжесть ощущается до ужаса приятной. Я не знаю, что со мной, но никаких претензий к этому состоянию у меня нет. — Я не сделал больно? — заботится невероятный, всё еще тяжело дыша.

Отрицательно качаю головой.

— Это было очень приятно, — говорю правду и Дамир снова улыбается.

Мне так нравится его улыбка. Он так редко показывает ее, или у него очень мало поводов для этого… Но я очень рада, что уже второй раз этим поводом для улыбки стала я.

Глава 40. Дамир

Малышка стонет мне на ухо, и я слетаю с катушек, ускоряя темп и усиливая толчки.

С каждым сексом Аня становится только горячее и раскрепощеннее, тот милый ангелочек прячется под маску чертёнка, стоит ей только оказаться в моей постели.

Две недели прошло с того момента, как мы с Аней окунулись в омут с головой. Как она сдалась мне, а я не стал противиться и забрал свое.

Две недели как мы точно вместе, и я до сих пор в шоке, что мой мир реально перевернулся настолько сильно.

Я бежал от отношений, обещал себе не привязываться к людям и вообще в любовь не верил, а сейчас как идиот улыбаюсь каждый раз, когда Аню вижу.

Она целует сладко и царапает спину, на которой уже места живого нет за последнюю неделю, но эти увечья я готов терпеть и носить с гордостью долгие-долгие годы. Стонет громче, извивается, задерживает дыхание, и… о да! Как же красиво она кончает, каждый раз просто мёд на душу.

После секса Аня любит поговорить. Я заметил уже и почти привык. Она лежит на моей груди и рассказывает всякие истории из жизни, болтает даже больше, чем обычно, а я просто слушаю. Уже охренеть сколько о ней узнал от этих разговоров. О родителях много говорит, о детстве.

А сегодня молчит. Странно. Лежит на мне, пальцами по коже водит, но молчит.

— Чего затихла? — спрашиваю, потому что молчаливая Аня — это проблема.

— А ты? — привстает на локте и поднимает голову, глядя прямо мне в глаза.

— А я и не разговаривал.

— А вот именно! — неожиданно говорит громко и эмоционально и садится еще выше. Одеяло падает вниз и оголяет грудь, я тут же не слышу, что она говорит, залипаю как в первый раз, каждый раз потому что дохну. Я в целом от Ани дохну, а когда она голая, то это всё, тушите свет. — Дамир!

Рычит смешно и одеялом закрывается. Разочарованно вздыхаю, ну что за невозможная такая?

— Что не так, Аня?

— Я вот кучу всего тебе о себе рассказываю. А ты мне — ничего.

Ох бля… Она частенько намекает мне, что хотела бы больше узнать обо мне и моей жизни. Всё, что она знает обо мне — мое настоящее. Ну и тот кусок информации из прошлого, что тогда услышала от Алёны, когда та приперлась якобы беременная.

Аня просила рассказать ей, но я не смог. И потом еще несколько раз заводила разговор, но каждый раз я съезжаю с темы, потому что для меня это сильно хуже, чем кто либо может себе вообще представить.

Я не хочу вспоминать это и кому-то рассказывать, это, блядь, то, что я пытался всю жизнь забыть.

Зачем ей знать правду о моем прошлом? Оно настолько дерьмовое и гнилое, что она легко может развернуться и уйти от меня. Потому что это тоже часть жизни, и всё дает отпечаток и на настоящем тоже.

— Ань, ты же знаешь…

— Ничего я не знаю! — вдруг перебивает меня. Я не узнаю ее, хотя то, что у нее есть зубки, я всегда знал. Просто мне она их пока не показывала. Ну, точнее, давно не показывала. — Я ничего не знаю, потому что ты мне ничего не рассказываешь. Я вот тебе всё как на духу, а ты мне — нет. Ты не доверяешь мне?

— Да причем здесь…

— При всем! Я не имею права знать о тебе больше, чем то, что ты живешь в этой квартире и работаешь тренером?

— Ты имеешь право на всё, Аня.

— Почему тогда ты молчишь?

— Потому что моё прошлое слишком хреновое. Там нечем хвастаться. Было и было.

— Я не прошу хвастаться. Я прошу просто поделиться. Мы же… ну, мы ведь вместе, я бы очень хотела знать о тебе всё, но ты всегда молчишь и не говоришь почти ничего. Как мне узнать тебя лучше? Я даже не знаю твой любимый цвет!

— Чёрный.

— Да, нетрудно было догадаться… — говорит Аня, опуская голову, и резко встает с кровати. Бросает одеяло, я снова залипаю и отключаюсь от мира, но потом Аня натягивает одежду и я отмираю.

— Зачем ты одеваешься? — что происходит? Обычно мы часа два валяемся. Аня, кстати, последние четыре дня не уезжает от меня. Она теперь девочка самостоятельная, но чтобы каталась из-за меня туда-сюда, не хочу. Хоть и починил тачку и вожу ее везде, где нужно. Просто как вандал не отпускаю. Когда она со мной, мне сильно хорошо.

— Пойду прогуляюсь, — она расстроена, вижу. Ее сильно парит тема разговоров и открытости друг к другу. Но это Аня легко может выдать любой