приказывало, а он только «повиновался». Приведенный ниже диалог представляет собой отрывок из протокола допроса перед процессом, на котором Эйхман разъяснял свои записи капитану полиции Авнеру «Лессу.

В декабре 1961 г. «кабинетный преступник», которого израильские спецслужбы разыскали в Аргентине и похитили, был приговорен к смерти за преступления против еврейского народа и спустя пол года казнен.

Цит. по: Frei N. «…unsere Arbeiten auf anständige Art und Weise bearbeitet…» Adolf Eichmann und die Wannsee-Konferenz // Tribüne. 1982. № 21. S. 43–59 (здесь c. 53 и сл.).

Л.: Здесь, на странице 7, Гейдрих говорит: «Под соответствующим руководством евреи в ходе окончательного решения должны находить надлежащее трудовое применение на Востоке. Работоспособных евреев, разделив по половому признаку, большими колоннами отведут в эти местности строить дороги, причем, несомненно, значительная часть подвергнется естественной убыли». Что здесь понимается под «естественной убылью»? […]

Э.: «Естественная убыль» всегда понималась у нас… Я это выражение позаимствовал, не сам придумал. «Естественная убыль» это… это… как бы сказать… это термин, введенный в оборот не полицией безопасности, специальный термин для обозначения естественной смерти. В Терезиенштадте, например, я тоже… э-э-э… употреблял эти слова, когда люди умирали естественной смертью и лечились у еврейских врачей и еврейские врачи констатировали смерть и все такое, — это была естественная убыль.

Л.: Хорошо, я только хотел бы уточнить: допустим, человека заставляют заниматься тяжелым физическим трудом, недостаточно кормят — он слабеет, и слабеет настолько, что у него случается паралич сердца!

Э.: Конечно, если так… соответствующие службы на Востоке наверняка рапортовали бы об этом как о «естественной убыли» и, разумеется, в Главном управлении безопасности рейха… это попало бы в графу естественной убыли… потому что так рапортовали. […]

Л.: Здесь, на странице 8 в 1-м абзаце, Гейдрих продолжает: «С оставшимся в итоге контингентом, поскольку речь идет, несомненно, о наиболее способной к сопротивлению его части, следует обойтись соответствующим образом, так как он представляет собой результат естественного отбора и, если отпустить его на свободу, можно было бы говорить о зародыше новой еврейской структуры». Что означает «следует обойтись соответствующим образом»?

Э.: Это… это… это всё Гиммлер… «естественный отбор» — это… это его… его конек — «естественный отбор»…

Л.: Да, но что значат вот эти слова?

Э.: Убить, убить конечно…

12. Конец «государства фюрера»: немцы покидают его

В последнем сохранившемся рапорте службы безопасности СС от конца марта 1945 г. дифференцированно, реалистически и с поразительной откровенностью анализируются настроение и положение населения. К досаде «секретаря» Гитлера, Мартина Бормана, который имел обыкновение бранить гонцов за плохие вести, ведомство Олендорфа не сделало ни малейшей попытки приукрасить безысходную ситуацию. Этот документ представляет собой не просто моментальный снимок происходящего — он рисует подробную картину ежедневной катастрофы, которая стала обычной на всей территории рейха накануне ее оккупации. Два последних пункта, указанные в кратком содержании рапорта («5. Фюрер для миллионов людей — последняя надежда и опора, но критика начинает задевать и фюрера, и доверие к нему с каждым днем все больше оказывается под вопросом. 6. Сомнение в целесообразности дальнейшей борьбы подтачивает готовность к бою, доверие соотечественников к самим себе и друг к другу»), не сохранились; в остальном он печатается здесь без сокращений.

Цит. по: Meldungen aus dem Reich 1938–1945. Die geheimen Lageberichte des Sicherheitsdienstes der SS / Hrsg. H. Boberach. Herrsching, 1984. Bd. 17. S. 6734–6740 (курсив в оригинале).

Народ и руководство

Ход военных действий после прорыва Советов с Барановского плацдарма к Одеру день ото дня все сильнее удручает наш народ. Перед каждым человеком с тех пор во всей остроте встала проблема собственного выживания. Эта ситуация породила ряд вопросов, явлений и примеров поведения, которые подвергают отношение народа к руководству и народному сообществу предельному испытанию на прочность. При этом уже практически не существует различий между вермахтом и штатскими, партийными и беспартийными, теми, кто руководит, и теми, кем руководят, между простыми людьми и образованными кругами, между рабочими и буржуа, между городом и деревней, между населением на востоке и западе, севере и юге, между сторонниками и противниками национал-социализма, между соотечественниками, которые ходят в церковь, и соотечественниками, не принадлежащими к какой-либо конфессии.

Вырисовываются следующие основные факты.

/. Никто не хочет проиграть войну. Самое заветное желание у всех — чтобы мы ее выиграли.

С момента вторжения Советов каждый соотечественник понимает, что мы стоим на грани величайшей национальной катастрофы, которая будет иметь самые тяжелые последствия для каждой семьи и каждого отдельного человека. Весь народ без исключения полон тревоги, которая день ото дня гнетет его все сильнее. Вместе с эвакуированными и беженцами с Востока ужас войны пришел во все города и села сократившегося рейха. Воздушные налеты настолько нарушают мало-мальски нормальное течение жизни, что это ощущает каждый. Население тяжко страдает от бомбового террора. Связь между людьми разорвана. Десятки тысяч мужчин на фронте до сих пор не имеют известий о том, живы ли их родные, их жены и дети и где они. Не знают, не погибли ли они давно под бомбами, не расправились ли с ними Советы. Сотни тысяч женщин не получают известий от мужей и сыновей, находящихся где-то вдалеке, постоянно думают, что тех уже может не быть в живых. Родственники и семьи повсеместно стремятся сплотиться теснее; если на Германию обрушится самое страшное несчастье, люди, близкие друг другу, хотят встретить его вместе.

Тут и там делаются судорожные попытки успокоить себя тем, что в конечном счете, может быть, будет не так уж плохо. Нельзя же, в конце концов, истребить 80-миллионный народ до последнего мужчины, последней женщины и последнего ребенка. Вряд ли Советы, собственно, сделают что-то рабочим и крестьянам, поскольку те нужны каждому государству. На западе внимательно прислушиваются ко всему, что доносится из областей, оккупированных англичанами и американцами. Но за всеми утешительными речами, произносимыми вслух, стоит глубоко въевшийся в душу страх и желание, чтобы так далеко дело не зашло.

Впервые за время войны ощутимо встал продовольственный вопрос. Население не может больше наесться досыта тем, что у него есть. Картофеля и хлеба не хватает. Женщины в крупных городах с трудом достают еду для детей. В придачу ко всем бедам замаячил призрак голода.

Уже не первый день никто не осмеливается надеяться на победу. Все давно чувствуют, что были бы довольны, если бы мы не проиграли войну подчистую, а вышли из нее хоть в какой-то мере невредимыми.

Все население нашей страны до последних дней по-прежнему подавало пример ежедневного исполнения своих обязанностей