они втроем отправлялись на прогулку на склон холма или на берег реки, где проводили целый день. Джонатан делал рисунки под присмотром Эдварда или же самостоятельно. Но они проводили время не только за живописью. Эдвард приносил Джонатану насекомых и змей и рассказывал об их месте в экологической системе Петерсбурга и его окрестностей.

Это были самые счастливые дни жизни юного Сомерса. Для него стало ужасным ударом, когда на следующий год Эдвард умер от брюшного тифа.

Джонатан, возможно, снова соскользнул бы в пучину горя, от которой его в свое время спас Эдвард Хилл, если бы не знакомство с Генри Хоном. Генри был сыном Невилла Хона, хиропрактика, который незадолго до этого переехал в Петерсбург. Это был рослый веселый мальчик, на год старше Джонатана. Правда, он страдал от одного недостатка. Он заикался. Возможно, именно это и привлекло его к Джонатану, поскольку страдание вполне естественно тянется к страданию. Но Генри, несмотря на свой речевой дефект, был очень общительным. Он часто играл после школы с одноклассниками и хорошо учился. Так что проводить время в обществе Джонатана его вынуждала отнюдь не застенчивость. По всей видимости, это было некое избирательное родство, некий присущий им обоим естественный магнетизм.

Этому способствовал и тот факт, что Генри был соседом Джонатана. Он нередко заходил к нему после школы или по субботам проводил время в его доме. Именно с его подачи юный Сомерс начал курс физической терапии. Генри убедил миссис Сомерс установить на заднем дворе ряд гимнастических снарядов – брусья и трапеции – и построить на толстой ветке гигантского сикомора в углу двора небольшой домик.

Каждый день Джонатан, держась за веревку, заставлял себя выбираться из инвалидной коляски. Ухватившись за свободный конец веревки, он перебирался на горизонтальные брусья, а потом карабкался вверх и вниз по лабиринту железных труб. Кроме того, он подтягивался по веревке, пропущенной в отверстие в полу домика, на дерево. Внутри домика имелось сиденье, и, устроившись в нем, юный Сомерс разглядывал в подзорную трубу окрестности.

Кроме того, брусья и домик на дереве привлекали других детей. Джонатану больше не приходилось томиться в одиночестве; у него имелось даже больше товарищей, чем необходимо.

Генри Хон много помогал Джонатану Сомерсу, но и Джонатан тоже помогал Генри. В числе многочисленных интересов Джонатана был искусственный язык эсперанто. К двенадцати годам он научился свободно читать на нем. Но, чтобы совершенствовать разговорный эсперанто, он привлек к этому делу Генри.

Тот поначалу отказался по причине своего заикания. Но Джонатан настоял на своем. Вскоре Генри обнаружил, что говорит на эсперанто легко, без малейшего заикания. Оба мальчика преуспели в изучении этого языка, и какое-то время товарищи по играм тоже пытались по их примеру изучать эсперанто. Увы, их первоначальный энтузиазм быстро остывал. Но Генри и Джонатан упорно продолжали свои штудии.

Поступив в среднюю школу, Генри стал изучать немецкий и вскоре обнаружил, что, говоря на этом языке, он тоже не заикался. Именно это определило желание Генри заняться лингвистикой.

В конечном итоге, он получил степень доктора философии в области арабского языка в Чикагском университете. Он продолжал переписываться со своим другом на эсперанто, хотя после 1930 года так ни разу и не вернулся в Петерсбург. Его последнее письмо (на английском языке) пришло из Северной Африки, и было отправлено незадолго до его гибели. Он воевал в составе армии генерала Паттона.

Именно Генри уговорил Джонатана посещать школу, а не сидеть все время дома, куда к нему приходили учителя. В школе для Джонатана были сделаны специальные приспособления, и в 1928 году он получил аттестат. Решение пойти в школу уберегло Джонатана от опасности сделаться глубоким интровертом. Он завел себе много новых друзей, а в выпускном классе даже несколько раз назначал свидания девушкам.

На стене его кабинета висит фотография, снятая незадолго до болезни. С нее нам улыбается десятилетний мальчик с кудрявыми светлыми волосами, густыми, темными, прямыми бровями, большими синими глазами и курносым носом. На другом фото, сделанном примерно через полгода после того, как он переболел полиомиелитом, нашему взору предстает худое лицо с впалыми щеками, темными кругами под глазами и задумчивым взглядом. Но с выпускной фотографии на нас смотрит молодой человек, который пришел к согласию с жизнью. Он не станет оплакивать свою судьбу; он сделает все возможное и достигнет больших успехов, чем большинство людей с двумя здоровыми ногами.

Получив аттестат, Джонатан решил поступить в колледж. Он остановил свой выбор на Чикагском университете, тем более что там уже учился его хороший друг Генри Хон.

Но в то лето его бабушка сломала бедро, свалившись с дерева, когда собирала вишню. Не желая оставлять ее, и ждать пока она поправится, Джонатан приступил к серии исследований, призванных дать ему некий эквивалент университетского образования и один диплом в области гуманитарных наук, а другой – точных наук. Одна из комнат была оснащена лабораторным оборудованием, необходимым для выполнения химических и физических экспериментов. Он также заочно изучал электротехнику, радиотехнику и машиностроение. А еще он заделался радиолюбителем и, установив мощный радиопередатчик, общался с людьми со всех уголков мира.

В возрасте десяти лет Джонатан твердо решил, что станет писателем. Это намерение окрепло, когда он прочитал «Двадцать тысяч лье под водой». Он тоже будет писать о сильных людях, которые, рискуя жизнью, пускаются в странствия по далеким и экзотическим местам. Хотя сам он был лишен возможности погружаться в глубины океанов на электрических субмаринах, скакать по деревьям в джунглях, летать на дирижаблях или путешествовать на космических кораблях, он побывает там мысленно, посредством своих персонажей.

В семнадцать лет он написал роман, в котором стареющий капитан Немо и Робур Завоеватель вели великую битву. Его опус отвергли двадцать издателей. Джонатан положил рукопись в пресловутый сундук. Но недавно он переписал его и с первой же попытки нашел покупателя. «Наутилус» против «Альбатроса» появится под псевдонимом Гидеон Спилет. Для тех, кто, возможно, забыл, напомним, что Спилет – бесстрашный репортер «Нью-Йорк геральд», о чьих приключениях повествует «Таинственный остров» Жюля Верна.

Начав карьеру независимого писателя, Джонатан сочинил двенадцать произведений (два романа и десять рассказов). Все они, как один, были отклонены издателями. Однако в декабре 1930 года его тринадцатый опус был принят недолго просуществовавшим журналом «Cosmic Adventures». Предполагалось, что оплата последует за публикацией, запланированной на февраль 1931 года.

Журнал действительно появился кое-где в газетных киосках, но примерно в то же самое время его владелец разорился. Джонатан не получил никаких денег, равно как и ответа на свои письма издателю.