Интриги, соперничество и ведомственные трения продолжались и позднее, о чем можно судить по дневниковым записям штабс-капитана Царской Ставки М.К. Лемке: «Удалось узнать много интересного относительно нашего воздухоплавания. Мой собеседник – очень хорошо подготовленный офицер – не мог говорить без крайнего волнения обо всем, что у нас происходит в этой области. Наша авиация еще и теперь в младенческом состоянии. Мало кто видит ее, и еще меньше тех, кто получает от нее действительную пользу. Все дело до войны было поставлено неправильно в самом корне. Это была спортивная организация, совершенно не изучавшая военную разведку, мало того – считавшая ее неважной и потому не нужной. Управление аппаратом и рекорды высоты и длины – вот и все. Соответственно с этим подбирались, конечно, и летчики. Это были спортсмены, искатели приключений или новых неизведанных ощущений, часто аферисты карьеры. Состав офицеров самый разношерстный, очень малокультурный, часто – выгнанные из полков. Генеральный штаб совершенно не обращал на авиацию никакого внимания и нисколько не заботился об использовании ее в практическом отношении; и понятно, что когда началась война, ровно никто не знал, что с ней делать. Никакой выучки, никакой программы. Учились, конечно, у немцев, но так, что и до сих пор ничему не выучились.

В июле 1914 г. войска вышли в поле, не имея никакого понятия ни об аппаратах, которые могли попасть им в руки, ни о том, что они из себя представляют, на что пригодны, чего от них можно ждать и т.д. Офицерский состав армии проявил в этом отношении преступное незнание азбуки. Нечего было удивляться, что в течение всего первого года войны наши войска обстреливали собственные аппараты. Во всей армии не было ни одного азбучного руководства для пехоты, кавалерии и артиллерии, по которому можно было наладить это ознакомление хоть как-нибудь… Ясно, что приходилось отдавать приказы вроде следующего, отданного по I армии Ренненкампфом:

“В армию прибыли новые быстроходные аэропланы, по фигуре весьма похожие на немецкие, без всяких отличительных знаков. Принимая во внимание, что при таких условиях отличить наш аэроплан от немецкого невозможно, строжайше воспрещаю, под страхом немедленного расстрела, какую бы то ни было стрельбу по аэропланам. Всех виновных в стрельбе по аэропланам прикажу расстреливать на месте преступления, не обращая внимания на его звание; при невозможности же выяснить, кто первый открыл огонь, – расстрелять всю команду. Приказ этот прочесть и объявить буквально всем чинам. В целях собственного скрытия от взоров с неприятельских аэропланов следует при появлении аэроплана прижиматься к лесу, прятаться в дома, при движении – останавливаться, ложиться на землю; при необходимости ставить палатки – располагать таковые во дворах, в садах, в лесу; орудия, пулеметы, зарядные ящики, повозки маскировать, закрывая их сверху ветвями”. (17 сентября 1914 г.) Пожалуй, одного этого приказа достаточно, чтобы французы расстреляли такого командующего армией в момент его подписания. Разве это не государственная измена?» (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке. 1916. Минск, 2003. С. 303–304.)

Великий князь Александр Михайлович позднее делился воспоминаниями об этом военном тревожном времени: «В 1915–1916 гг. – противники существующего строя занимают преобладающее влияние в земском, городском и военно-промышленном комитетах. Петербург переполнен пораженческой литературой, которая использует влияние Распутина как средство разложения тыла.

Наступил 1916 год. Я перенес мой штаб в Киев и готовился оказывать содействие главнокомандующему нашим Юго-Западным фронтом генералу Брусилову и его проектировавшемся наступлению против австрийцев». (Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 1999. С. 184, 257.)

В Ставке иногда происходили неординарные события, что нашло отражение в дневнике императора:

«16-го февраля. Вторник

Такой же солнечный морозный день. До доклада у меня был Миша, кот. едет в армию принимать командование 2-м Конным корпусом. После завтрака принял Боткина – моряка. В 2 1/2 [ч.] поехал на шоссе в Гомель и прошел 6 вер. в час с 1/4. После чая поехал в театр, где был кинематограф для девочек. В 7 ч. принял ген. Paqet, кот. привез мне от Georgie фельдмаршальский жезл. После обеда у меня был Георгий Мих[айлович]. Вечером поиграл в кости»[152].

Штабс-капитан М.К. Лемке подробно описал это знаменательное событие в своем дневнике: «При вручении фельдмаршальского жезла присутствовали: начальник штаба, Пустовойтенко, Фредерикс, Нилов, Воейков и Свита. Представитель здешней английской военной миссии Вильямс просил, чтобы кто имеет надели английские ленты, но Фредерикс принял это близко к своему немецкому сердцу, и лент в Могилеве у придворных при себе не оказалось… Все прошло очень серо.

Когда царь вышел к собравшимся, Педжет обратился к нему со следующей речью на английском языке: “По повелению Его Величества короля я имею честь поднести Вашему Императорскому Величеству жезл фельдмаршала британской армии. Мой августейший повелитель верит, что Ваше Императорское Величество примите этот жезл как знак его искренней дружбы и любви и как дань уважения геройским подвигам русской армии. Хотя расстояние, разделяющее их друг от друга, не дало до сих пор возможности русской и английской армии сражаться плечом к плечу против общего врага, они все же объединены твердой решимостью победить этого врага и не заключать мира, пока победа не будет обеспечена. Они борются ради общего дела и воодушевлены тем же духом. Британская армия, которая разделяет восхищение Его Величества короля ее русскими товарищами, приветствует Ваше Императорское Величество, как британского фельдмаршала, и король твердо уверен, что русская и британская армии вместе с их доблестными союзниками не преминут обеспечить своим странам прочный и победоносный мир”.

Затем Педжет поднес жезл.

Приняв его, царь поручил ему передать королю Георгу его благодарность за оказанную высокую честь и выразить уверенность, что в недалеком будущем английские и русские войска будут сражаться плечом к плечу против общего врага.

Во время обеда царь провозгласил тост: “Я с удовольствием пью за здоровье Его Величества короля Георга, моего дорогого двоюродного брата, друга и союзника”.

Сегодня за обедом царь поздравил могилевского губернатора Александра Ивановича Пильца с новым назначением – товарищем министра внутренних дел. Это возбуждает здесь общее недоумение и улыбки». (Лемке М. 250 дней в царской ставке. Пг., 1920. С. 551–552.)

Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович также свидетельствовал в эмигрантских воспоминаниях: «10 февраля (правильно 16 февраля. – В.Х.) в Ставку прибыли английский генерал Артур Пэджет и капитан лорд Пемброк с поручением английского короля вручить Государю жезл фельдмаршала английской армии. Они были встречены флигель-адъютантом капитаном 1-го ранга Кедровым и назначенным при них поручиком бароном Рамзай.

В 7 часов вечера депутация прибыла в зал дворца, где к тому времени собралась свита Государя и генералы Алексеев и Пустовойтенко.