10) Уступка нам японских пулеметов в связи с переходом в Северном фронте к вооружению японскими винтовками и в целях однообразного снабжения армий этого фронта ружейными патронами. Надо считать единовременную потребность в пулеметах в 700 и ежемесячную в 100 штук.

11) В Осаковском арсенале нами сделан заказ 3-х дюймовых снарядов, а именно: 2-х миллионов шрапнелей, 2-х миллионов – 22” трубок, 2-х миллионов 100 тысяч – капсюльных втулок, 600 т. гильз и 600 т. боевых зарядов. Арсенал посылает все это в разобранном виде, что затрудняет перевозку и требует сборки.

В каком положении заказ.

1) Отправлено в Россию к 1-му января 10 миллионов. Ожидается к отправке к февралю еще 10 миллионов.

2) Вопрос этот пока не налажен. По этому поводу у посла ведутся переговоры с частным предпринимателем японцем Кухара. Соглашения еще не последовало.

3) Шрапнели изготовляются казенными заводами, и к 1 января отправлено в Россию 125 000 штук; остается отправить 1 075 000 шт. – последний срок коих в ноябре 1916 года.

4) Отправлено в Россию до 1 января 45 943 пуда.

5) Отправлений не было. Срок контракта октябрь 1916 года.

6) Заказ выполняется казенным Осаковским арсеналом. К 1 января отправлено в Россию 10 000 винтовок. Срок контракта декабрь 1916 года.

7) Из просимого нам уступлено уже 100 орудий обеспеченных выстрелами в количестве 70 000 снарядов и 10 000 гранат. Гранаты не снаряжены, ибо в Японии нет мелинита. Также и на будущее время за неимением мелинита Япония отказывается от заготовки гранат.

8) Уступка большого количества винтовок, требующая выдачи таковых из неприкосновенного запаса, противоречит основным законам Японии. Нам будут выданы винтовки, изготовляемые Осакским арсеналом и в настоящее время готовящиеся в количестве до 150 000 штук. Ответ о времени уступки и количестве патронов к ним будет сообщен через японского посла барона Мотоно.

9) Во время пребывания в Японии переговорами в Военном министерстве достигнуто соглашение об уступке нам теперь же 20 миллионов ружейных патронов. Высылка их была обещана в ближайшие две недели (теперь вероятно уже высланы), так как на сбор этого количества требовался вышеуказанный двухнедельный срок.

10) Уступка пулеметов, по-видимому, не входит в интересы японского Военного министерства, и пока по этому вопросу не удалось достигнуть соглашения. В мирное время в японской армии числится 19 дивизий и 2 вновь формируемые в Кореи, а всего 21 дивизия по 4 полка или 84 полка. В полку по 2 пулемета на батальон, всего 6 пулеметов. На дивизию 24. Всего на вооружении армии (21 дивизия) 504 пулемета. Число пулеметов, имеющееся для вооружения мобилизуемых в военное время частей, ввиду секрета неизвестно. Уступка просимого нами количества пулеметов была бы равносильна разоружению в этом отношении японской армии.

11) По соглашению с генералом Сагатовским сборка будет налажена во Владивостоке для отправления в Россию в готовом виде. Желательно командировать для этой работы несколько артиллерийских офицеров, хотя бы из числа раненых». (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 4–5 об., 6.)

Особый интерес представлял последний раздел доклада, который был составлен по просьбе императрицы Александры Федоровны:

«Посещение лагерей пленных

Слобода Спасская Ст. Евгеньевския 8000 н. чинов

Раздольное 14 000 н.чинов

Хабаровск 24 000 н. чинов

Никольск-Уссурийск 16 000 н. чинов

Ст. Дивизионная (Березовка) 1121 офи. 36 000 н. чинов

Иркутск 230 офи. 4500 н. чинов

Чита генерал Татищев

Пленные содержатся в казармах и бараках наших войск. Городки окружены высокой стеной с часовыми по углам. Офицеры помещаются в отдельных домиках или бараках по 15–20 человек. Размещение достаточно просторное; теснее в Никольске-Уссурийском, где бараки несколько ниже. Почти везде сделан второй ряд нар. В лагерях имеются сапожные и портняжные мастерские, где работают пленные. Пища хорошая. Суп с 1/4 фун. мяса, каша, 2 фун. хлеба (2 раза в неделю пища постная). Чайного довольствия нет. При офицерских столовых имеются небольшие буфеты. Санитарное состояние хорошо. Больных сравнительно небольшой процент. Единственные жалобы на неаккуратность получения почты и посылок. Происходило это от того, что пленные несколько раз перемещались и списки их менялись.

В настоящее время вопрос почти налаживается, вводится карточная система регистрации пленных в каждом отдельном лагере, а в Березовке имеется образцовое почтовое отделение, быстро дающее всякие справки». (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 11–11 об.)

Кроме того, к докладу прилагалась записка «Положение военнопленных австрийцев, германцев и турок на Красной речке близ Хабаровска, в Никольске-Уссурийском, в Чите и близлежащих лагерях – Песчанке и Антипихе». Имелся также обзор деятельности: «Справочное бюро о военнопленных Читинского гарнизона» от 8 января 1916 г.. (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 796. Л. 13–19; 20–21 об.)

Великая княжна Мария Павловна (младшая) и ее брат великий князь Дмитрий Павлович продолжали иногда посещать Александровский дворец Царского Села. Она позднее в эмиграции делилась воспоминаниями об обстановке того тревожного времени: «Меня приводили в уныние короткие выходы во внешний, цивилизованный мир. Там все без исключения жаловались, критиковали, были напуганы, но это были лишь жалкие бессильные возгласы. Неудачный курс внутренней политики стал не только условием, но и поводом, причиной для безделья. Я всегда с радостью возвращалась в свой госпиталь или, если гостила в Царском Селе, в дом отца.

Он, по крайней мере, был наделен мужеством, мудростью и умением абстрактно мыслить. Настроения толпы его не волновали. Он внимательно, хотя и не без тревоги, следил за зарождением фанатизма и изменением психологии при дворе. Императрица всю себя посвятила заботам о раненых, император постоянно ездил на фронт. С усилением влияния Распутина они теряли свою популярность, и слухи о нем с каждым днем распространялись все дальше и дальше. Такие разговоры лишь способствовали прославлению Распутина, особенно в глазах бесчестных людей, которые стремились заполучить хорошие должности с его помощью.

Императрицу яростно критиковали и постоянно обвиняли, причем несправедливо, в желании заключить сепаратный мир.

Моя тетя Элла, сестра императрицы, тоже подверглась беспрестанным нападкам. Во время антигерманских демонстраций в Москве возле ее монастыря собралась толпа, выкрикивая угрозы и оскорбления.

Узнав об этом, я впервые серьезно задумалась о переменчивости общественного мнения в России. В Швеции настроение толпы всегда имело под собой логическую основу, на него не влияло инстинктивное недоверие к правящему классу, столь характерное для русских. Жизнь, работа и верность моей тети были известны всей Москве. Она много лет прожила в Москве, сделала много хорошего. Все знали ее в лицо. Она занималась благотворительностью и до последнего времени пользовалась всеобщим уважением и любовью.