Ну, приказ есть приказ. А ты, Саня, — панибратски положил Режиссёр руку ему на плечо, — отрабатывай погоны. Ты теперь не подай-принеси, а полноценный солдат.

«Тоже мне, отец родной, — подумал Молчун. — Я и так им давно стал. И без твоей помощи».

Туз любил иногда говорить: «Мы одна семья, пацаны».

Что ж, с этим не поспоришь. Бывают и такие семьи. Где младших унижают, поколачивают и держат в чёрном теле. Да ещё и обворовывают. Где брат готов на брата настучать или сделать пакость. Но со стороны кажется, что они друзья и даже, бывает, вместе противостоят ещё более жестокому миру. Он слышал о таких семьях. Вот только его была не такая, поэтому Саше было вдвойне противно узнавать про доносы, про любимчиков и, наоборот, травлю или «тёмную» кому-то, что чаще всего настигало не расхлябанных, а наоборот, чересчур принципиальных. Теперь-то он уже обтесался, выработал язык для общения с окружающими.

— Завещание писать, командир? — спросил Богодул, повисший на плечах Чёрного и Пузыря. Они вес пьянчуги с трудом, но удерживали.

— А тебе есть, что завещать? — хмыкнул Режиссёр. — Ты же голодранец, Дядя.

Все знали, что Дядька Богодул — лентяй, раздолбай и пьяница, но даже Туз, судя по всему, терпел его не только как штатного шута, но и за способность быть полезным в самых неожиданных ситуациях. Когда он был не пьян и не с похмелья, голова у него работала. Опыт Богодул накопил огромный, хотя и специфический. Да и бойцом был стойким и жёстким — даже те, кто его ненавидели, признавали, что трусости за ним не водится. И дурости под огнём и в походе.

— Кстати. Спать будете в казарме. Туз сказал — никаких исключений. Женаты вы, неженаты — меня не колышет. Перед смертью не натрахаетесь. Кто сбежит, будет считаться дезертиром. Эту ночь вы проведёте в кругу товарищей. И к себе никого не приведёте.

Тут уже начался настоящий недовольный ропот, в котором можно было вычленить раздражённые и недовольные слова.

— После окончания получите двойные боевые. И премиальные.

Гул немного поутих.

— У кого есть вопросы — задавайте их контрразведке. Товарищу Электрику. Кстати, он скоро будет здесь. И есть серьёзные опасения, что среди нас Rattus Rattus. То есть крыса.

С контрразведкой Михайлова шутки плохи. Поэтому, чертыхаясь, плюясь и матерясь, выписывая восьмёрки на асфальте, они потащились за лейтенантом. Кого-то вырвало прямо на тротуар. Кто-то отошёл в подворотню, чтобы помочиться.

«Анжеле надо было весточку написать, — подумал Младший. − Ведь позвонить не получится».

Радио было не единственным способом связи в Питере. На Острове была телефонная станция на тысячу номеров, из которых использовалось несколько сотен. В опорном пункте «Бойцовых Котов» имелся телефон. Но у отца Анжелы, а она, скорее всего, сейчас у него, телефона временно нет. На прошлой неделе крысы перегрызли провод.

«Можно, конечно, вернуться в бар. Но могут подумать, что я хочу свалить. Да и с кем передать? Если записка попадёт к её сучке-подруге, та может какую-нибудь пакость сделать».

И Абрамыча на месте нет. Как нарочно. Молчун видел, как полчаса назад тот ушёл. Надо утром найти какого-нибудь мальчишку, из тех, которые постоянно шляются возле казарм. Только придётся пару монет заплатить и сказать, что Анжела заплатит ещё столько же».

А то она подумает, что с ним что-то случилось. Но расстроится ли?

Для них обоих союз носил оттенок вынужденности, компромисса и договорённости. И уж точно какого-то запредельного чувства, которое описывают в книжках и фильмах, там нет. Да, ему хотелось быть с ней. А ей хотелось его на том уровне, на каком женщине может кого-то хотеться. Иногда. Но и он, и она легко нашли бы друг другу замену и никогда не дорожили друг другом как чем-то уникальным во Вселенной. И мысли о будущем обычно не шли дальше нескольких дней или недель. Но разве не все так живут?

В этот момент впереди зажёгся свет фар, прорезая туманную пелену.

— А вот и за нами, — констатировал Режиссёр. Как всегда, он со своим пейджером знал всё заранее.

Остановившееся у поребрика транспортное средство Молчун видел множество раз и даже несколько раз поездил в нём.

Это был здоровенный бывший бронеавтобус бывшей полиции. А теперь он использовался для доставки сил Отряда «БК» в пределах Острова. За город на нём не ездили — недостаточно проходимый. Дверь распахнулась. Они поднялись в салон.

За баранкой, отделённый от них перегородкой, возможно, пуленепробиваемой, сидел сам Электрик. В пиджаке, седые волосы аккуратно подстрижены, будто только что из парикмахерской. Рядом боец из его службы, с автоматом.

Главный безопасник повернулся к ним и улыбнулся улыбкой лодочника Харона.

− Ну что, друзья, прокатимся? Да вы не бойтесь. А то вдруг дождь, намокнете.

Глава 6. Казарма

Ночь в казарме была так себе. Младший уже считался старослужащим, поэтому в последний год ночевал тут редко и отвык от здешнего «комфорта». Лежа на жёсткой, хорошо хоть одноярусной, койке, он глядел в потолок. Понятно, Саша предпочёл бы, чтобы сейчас рядом была Анжела в её ночнушке, а не куча бритоголовых мужиков. И даже фонарика нет, чтобы почитать. Хотя читать не особо и хотелось. Это всё-таки не пионерский лагерь.

Уснул только под утро. И не из-за храпа спящих, как младенцы, товарищей по оружию. И не из-за разговора вполголоса двоих, которые не вырубились и тихонько рассказывали друг другу старинные пошлые анекдоты. В одном из них он по голосу узнал Чёрного. Иногда его называли «латинос». Интересно, откуда это слово произошло? Никакой латыни тот точно не знал. Вроде он на такой эпитет не обижался.

Но вот отключились и оба юмориста. Сказался бурно проведённый вечер. Утром у многих будет болеть башка. Таблеток нет, только душ (преимущественно холодный) и народные средства типа рассола. Хорошо, что сам Саша обычно от похмелья почти не страдал. Все неприятные последствия от приёма алкоголя накрывали его довольно быстро, но так же быстро проходили.

В голову лезла неприятная чушь. О том, что назад дороги нет. Что всё хорошее в жизни осталось в прошлом, а впереди только вот такие скитания от одних чужих людей к другим, от одного казённого жилища к другому. И от одной женщины, которую не считаешь той единственной (как и она тебя), к другой. В такой ситуации лёгкая смерть, например, от пули, не очень страшила. Пугали только страдания. И совсем не было