Помимо этого, в тот же день российской делегации пришлось подписать ещё и дополнительный договор – с Турцией. Фактически повторивший, только более пространно, содержание IV статьи Брестского мира, предусматривавший вывод русских войск не только с занятых ими в ходе войны земель Оттоманской Империи – Турецкой Армении, но и из округов Ардаган, Каре и Батум.32 Тех, что были присоединены к России по Сан-Стефанскому договору 1878 года, подведшему итог русско-турецкой войны 1877–1878 годов и принёсшему независимость Болгарии.

Выполняя достигнутую договорённость, 4 марта нарком по военным делам Н.В. Крыленко приказал немедленно «прекратить военные действия, оставаясь на занимаемых в настоящий момент позициях».33 А на следующий день завершились боевые действия между перешедшей 9 декабря 1917 года на сторону Центральных держав Румынией и Одесской Республикой. Бухарест, так и не сумевший добиться победы, вынужден был очистить от своих войск захваченную Бессарабию,34 признав её неотделимой частью Российской Республики.

И всё же, складывалось впечатление, что война для России закончилась полным поражением, и ей остаётся только смириться. В действительности Петроград тут же стал готовиться к будущим сражениям. Так, буквально накануне подписания мирного договора, Ленин подготовил проект «Приказа всем совдепам». Идущий вразрез со взятыми СНК на себя обязательствами: «Демобилизацию красноармейцев затягивать; подготовку подрыва железных дорог, мостов и шоссе усилить; отряды собирать и вооружать; эвакуацию продолжать ускоренно; оружие вывозить вглубь страны».

А уже 5 марта, в статье, опубликованной «Правдой», выражал полную уверенность в возможности очень скоро отказаться от навязанных кабальных условий: «Мы заключили Тильзитский мир. Мы придём и к нашей победе, к нашему освобождению, как немцы после Тильзитского мира 1807 года пришли к освобождению от Наполеона в 1813 и 1814 годах. Расстояние, отделяющее наш Тильзитский мир от нашего освобождения, будет, вероятно, меньше, ибо история шагает быстро».35

Взгляды вождя партии и страны начали кардинально меняться. Пусть мировая революция и не за горами, но будущим России приходится заниматься сегодня, думая о завтрашнем дне. Такое же настроение возобладало и на Четвёртом Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов, созванном 14 марта только для ратификации Брестского договора. Правда, резкое неприятие его прозвучало в содокладе от имени фракции левых эсеров, сделанном Б.Д. Камковым. Привычной критикой политики СНК занялся и вечный оппозиционер, меньшевик Л. Мартов. Но всё же слова Ленина для делегатов прозвучали более убедительно.

Съезд договор ратифицировал. «За» проголосовало 784 делегата, «против» – 261, в подавляющем большинстве левые эсеры (их представители в Совнаркоме, наркомы В.А. Карелин – государственных имуществ, А.Л. Колегаев – земледелия. П.П. Прошьян – почт и телеграфов, И.З. Штейнберг – юстиции демонстративно вышли из состава правительства, протестуя тем против отказа от революционной войны), воздержалось -199, главным образом, «левых коммунистов», так и не посмевших пойти открыто против воли своей партии.

Благодаря такому итогу голосования иначе, нежели прежде, выглядело и постановление о ратификации Брестского договора.

«Съезд признаёт, – отмечало оно, – правильный образ действий Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров, постановивших заключить данный, невероятно тяжёлый, насильственный и унизительный мир ввиду неимения нами армии и крайнего истощения войною сил народа…

Съезд признаёт также безусловно правильным образ действий мирной делегации, которая отказалась войти в подробное обсуждение германских условий мира, ибо эти условия навязаны нам явным ультиматумом и неприкрытым насилием…

Российская Советская Федеративная Республика, отныне единодушно осуждая грабительские войны, признаёт своё право и свою обязанность защиты социалистического отечества против всех возможных нападений со стороны любой из империалистических держав».

Традиционная же риторика, правда, уже без выражения надежды исключительно на германский пролетариат, всё-таки прозвучала, но лишь в последнем абзаце документа. Отказаться от неё так и не смогли – «Съезд глубочайше убеждён, что международная рабочая революция не за горами, и что полная победа социалистического пролетариата обеспечена, несмотря на то, что империалисты всех стран не останавливаются перед самыми зверскими средствами подавления социалистического движения». 36

В последний день работы съезда, 16 марта, была зачитана декларация ВуЦИК. Выразившая и оценку происшедшего, и видение будущего.

«Протестуя, – возвещала она, – перед лицом Всероссийского съезда и перед рабочим классом всего мира, против насильственного – при помощи немецких штыков – отторжения Украины от общероссийской Федерации /выделено мной – Ю.Ж./, мы не осуждаем наших российских товарищей, вынужденных под давлением печальной необходимости, надеемся– на время, разорвать федеративную связь с нами и предоставить нас собственным силам в нашей отчаянной борьбе с украинской и поддерживающей её международной реакцией…

Условия мирного договора насильственно отрывают нас от общесоветской Федерации. Мы вынуждены проститься с вами, но не навсегда, надеемся – ненадолго. Наступит час, когда в результате упорной борьбы и неизбежной, конечно, победы украинского, российского и мирового пролетариата мы снова будем членами единой Социалистической Федерации».37

Так завершился первый этап в жизни дореволюционной России. Завершился печально – потерей практически всех национальных окраин, отторгнутых только потому, что страна не могла защитить себя. Утратила ещё летом 1917 года свою армию, преступно разрушенную украинскими сепаратистами и столь же преступным приказом Корнилова.

Отныне предстояло жить в иных, нежели прежде, условиях.

Чтобы попытаться навечно закрепить за Германией оккупированные земли Российской Республики, Берлин использовал тот самый принцип, на который столь ошибочно уповал Троцкий в ходе мирных переговоров. Принцип самоопределения.

Германское командование в Прибалтике повсеместно имитировало «свободное волеизъявление» населения, которое, правда, выражали преимущественно только остзейские немцы. Пылавшие яростью и гневом, жаждавшие отплатить коренным жителям за все унижения и дискриминацию военных лет. Особенно– эстонцам. Ведь именно Исполком Эстонского Совета 27 января (10 февраля) в связи с угрозой германского вторжения ввёл осадное положение на территории края и постановил выслать, как потенциальных пособников врага, более пятисот эстляндских дворян, то есть немцев.38

8 марта, всего через пять дней после подписания Брестского мира, курляндское дворянство в строгом соответствии с давным-давно упразднёнными статутами 1617 года, созвало в Митаве (ныне Елгава) расширенный, иными словами – с привлечением прогермански настроенных латышей– ландтаг, Земское собрание. Он-то и принял два решения, выгодных только Германской Империи. О воссоздании Курляндского герцогства, ликвидированного в 1795 году в связи с присоединением к Российской Империи. И второе – о приглашении на вакантный трон, из-за пресечения рода Биронов, Вильгельма II.