Под знаменем мира было поднято восстание 25 октября, и первым шагом Советской власти было объявление перемирия и предложение начать мирные переговоры о прекращении войны… Так или иначе, но с мировой бойней покончено. Так думали мы все, никто из нас не сомневался в этом со дня заключения перемирия со дня революции в октябре, со дня утверждения власти Советов. Под этим знаком было начато перемирие, и шли два месяца переговоры. Переговоры не привели ни к чему. К новому обману, к новой попытке удушения революции привели переговоры…

Мы отказались подписать мир, но мы отказались и продолжать войну. Мы объявили войну прекращённой, мы начали демобилизацию армии… Без выстрела немцы заняли Двинск и продвигаются дальше. Они идут теперь уже не ради завоеваний, они идут, чтобы задушить революцию. Генерал Гофман прямо говорит в своей прокламации, что он идёт навести порядок, чтобы спасти Европу от заразы революции, чтобы предотвратить революцию на Западе…

Мы послали немцам ещё одно предложение мира. Товарищи, нам нет выхода, если оно будет отвергнуто. Нам нет выхода кроме одного – беспощадной революционной войны не на жизнь, а на смерть. Война за революцию, за власть народа, за самостоятельное управление своими делами, за торжество мировой революции, за социализм. Нет выхода иного нам, кроме беспощадной борьбы. Мы должны показать, что мы умеем в крайнем случае умирать, как умирали всегда революционеры».23

Совнарком большинством голосов отклонил воззвание, хотя никто из членов правительства не сомневался в скором пришествии мировой революции. Мир же с немцами, мир вынужденный, ибо воевать просто было некому, понимали как временную отсрочку.

В тот же день Ленин выступил перед латышскими стрелками – бойцами последней сохранившей дисциплину и боеспособность дивизии русской армии. Объяснял им, что договор в Бресте нужно подписать потому, что «русская революция перекатится в ближайшее время не только в Германию, но и в другие воюющие страны. Под влиянием мировой социальной революции германский империализм будет вынужден отказаться от своих завоеваний».24

Правда, вслед за тем, всё тщательно обдумав, в статье для «Правды» он несколько иначе характеризовал положение, в котором оказалась страна. Настаивал на категорическом отказе от революционной войны. «Старой армии нет, – писал Ленин.

– Новая только начинает зарождаться». А далее следовало более важное, полностью опровергающее сказанное латышским стрелкам: «Одно дело-быть убеждённым в созревании германской революции… Другое дело – заявлять, прямо или косвенно, открыто или прикрыто, что немецкая революция уже созрела». И заключил, что «серьёзное военное столкновение заведомо без сил, заведомо без армии есть авантюра».

Но что же Ленин предложил? Лишь одно – «Мы идём на невыгодный договор и сепаратный мир, зная, что теперь мы ещё не готовы на революционную войну, что надо выждать… пока мы будем крепче. Поэтому, если можно получить архиневыгодный сепаратный мир, его надо обязательно принять в интересах социалистической революции, которая ещё слаба, ибо к нам, русским, ещё не пришла на помощь зреющая революция в Германии».25

Ленин, в конце концов, сумел настоять на своём.

Начав наступление, германское правительство 21 февраля предъявило ультиматум, лицемерно названный «условиями мира». Его первая статья выражала то, к чему Берлин стремился любой ценой ещё в августе 1914 года: «Германия и Россия объявляют о прекращении состояния войны. Оба народа готовы впредь жить в мире и дружбе».

Казалось бы, что ещё нужно немцам? Восточный фронт ликвидируется окончательно. Все дивизии оттуда, как свои, так и австро-венгерские, можно будет направить на запад. Благодаря тому и будет достигнута если не победа, то почётное перемирие. Но нет, германское командование не желало отказываться от своих давних планов. Решило – сейчас или никогда – отодвинет границу рейха как можно дальше на восток. Заполучит, помимо Украины, ещё и Прибалтику – старый немецкий Остзейский край, а заодно и Финляндию. И потому следующими тремя статьями ультиматум потребовал:

«2. Области, лежащие западнее сообщённой русским уполномоченным в Брест-Литовске линии, входившие ранее в состав Российской Империи, не подлежат больше территориальному суверенитету России. В области Двинска эта линия протягивается до восточной границы Курляндии. Из факта прежней принадлежности этих областей к Российской Империи не проистекает для них никаких обязательств по отношению к России. Россия отказывается от всего вмешательства во внутреннюю жизнь этих областей. Германия и Австро-Венгрия намерены определить будущую судьбу этих областей в согласии с их населением».

Маловразумительная суть данной статьи однозначно раскрывалась в следующей, и являвшейся фактически основной: «Лифляндия и Эстляндия немедленно очищаются от русских войск и Красной гвардии и заменяются немецкими полицейскими войсками до тех пор, пока местные власти не в состоянии будут гарантировать спокойствие и не будет восстановлен общественный порядок». Наконец, четвёртая статья ультиматума значительно расширяла территориальные требования Берлина. «Россия, – отмечала она, – тотчас же заключает мир с Украинской Народной Республикой, а Финляндия без промедления очищается от русских войск и Красной гвардии».26

Итак, России предстояло «добровольно» отказаться от огромной по размеру территории. Значительно большей, нежели той, которую требовала германская делегация в Бресте за две недели перед тем. До того, как Троцкий «хлопнул дверью», сформулировав безумную позицию – «ни мира, ни войны». Если поначалу Германия претендовала на давно уже оккупированные ею Польшу, Литву, Курляндию, южную часть Лифляндии и Моонзундский архипелаг, то теперь она пожелала получить вдобавок Северную Лифляндию и всю Эстляндию. А помимо того, ещё и Украину, Финляндию.

Для ответа на столь жёсткие требования давалось 48 часов. Ещё не получив этот ультиматум (его доставили в Петроград лишь на рассвете 23 февраля), Совнаркому пришлось реагировать на возобновившееся наступление. Первой его реакцией стало издание 21 февраля воззвания, написанного Лениным. Правда, не наступительного, как у «левых коммунистов», а чисто оборонительного характера. Содержавшего призыв к населению подняться против захватчиков:

«Социалистическое отечество в опасности! Чтобы спасти изнурённую, истерзанную страну от новых военных испытаний, мы пошли на величайшую жертву и объявили немцам о нашем согласии подписать их условия мира.

Наши парламентёры 20(7) февраля вечером выехали из Режицы в Двинск, и до сих пор нет ответа.

Немецкое правительство, очевидно, медлит с ответом. Оно явно не хочет мира. Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы – банкирам, власть – монархии.

Германские генералы хотят установить свой «порядок» в Петрограде и Киеве.

Социалистическая Республика Советов находится в величайшей опасности.

До того момента, как поднимется и победит пролетариат Германии, священным долгом рабочих и крестьян России является беззаветная защита Республики Советов против полчищ буржуазно-империалистической Германии.