мобильник в ее руке. Телефон Евы. Я стиснул зубы, встречая ее взгляд. Она не только убеждала ь, что Ева ничего не замышляла. Она гарантировала, что я не смог бы вмешаться. Во мне закипало негодование.

Думаю, моя мама все-таки немного знала меня. Но недостаточно хорошо, если она думала, что ее присутствия было достаточно, чтобы заставить меня помешать Еве сесть в самолет.

Ева стояла ко мне спиной, ее движения пассивны, когда она опускала сложенный баллон в чемодан у своих ног. Это зрелище наполнило меня беспокойством.

Где ее сопротивление?

Где ее огонь?

Три года назад я пообещал ей, что с ней все будет в порядке. Я обещал, что она будет в безопасности. Прошлой ночью я снова дал это обещание.

Я ни за что на свете не нарушил бы его.

Я отвел взгляд и направился вниз по лестнице, мои плечи сжались от напряжения. Моя рука нетвердо сжала пакет с апельсиновым соком, пока я наполнил высокий стакан. Я оставил его на острове, надеясь, что она его увидит. Сейчас нет возможности поговорить с ней, и моя мама выбросила бы все записки, которые я оставил, так что я надеялся, что этот жест передаст сообщение, которого я не мог.

Я не отпустил бы ее.

Я никогда ее не отпустил бы.

Бросив рюкзак на заднее сиденье Ауди, я сел за руль и завел двигатель. По крайней мере, Ева улетала только вечером. Я увидел бы ее в школе. Тогда мы смогли бы поговорить и что-нибудь придумать, даже если для этого пришлось бы найти ей другое место, где она могла бы пожить некоторое время. Выдохнув, я помчался к Уитни. Она жила всего в нескольких минутах езды от моего дома, но давление в моей голове стало чертовски невыносимым, поскольку мои вопросы и ярость продолжали нарастать.

Рыжие волосы и желтое платье Уитни похожи на неоновую вывеску, когда она ждала перед своим домом в огромных солнцезащитных очках. Я подъехал к обочине, и она села на пассажирское сиденье.

Когда она посмотрела в мою сторону, то нахмурилась, приподняла солнцезащитные очки и изучала выражение моего лица.

— Что за дохлое животное забралось тебе в задницу этим утром?

Я не ответил.

Она вздохнула:

— Как скажешь, — прежде чем пристегнулась.

Пока я вел машину, костяшки моих пальцев на руле побелели. Я ожидал, что начал бы засыпать ее вопросами, как только у меня появилась бы такая возможность, но увидеть ее лично, такую чертовски беззаботную, превратило мою ярость во что-то взрывоопасное и живое. Невозможно говорить.

Мы почти подъехали к школе, когда она нарушила молчание.

— В любом случае, — она прочистила горло, посмотрела в окно. — Способ появиться неожиданно. В последнее время ты был очень уклончив, игнорировал большинство моих сообщений и все такое. Ты знаешь, что делает со мной встреча с мамой. Я не могу сама ехать домой из больницы, когда в таком состоянии.

Она повернулась ко мне лицом. Я не посмотрел на нее. Это достаточно раздражало, что я все еще видел ее краем глаза.

— Мне приходилось пользоваться моим старым водителем каждый вечер после вечеринки по случаю годовщины. Помнишь Ричарда? Он, на случай, если тебе интересно, мистер Болтун.

Моя челюсть сжалась, когда я въехал на школьную парковку. Кампус гудел от студентов и преподавателей, машин и велосипедов, и хаотичная суматоха только еще больше выводила меня из себя. Мне нужна тишина. Мне нужно ее полное внимание. Мне нужны ответы. Я продолжил вести машину.

— Ладно, чудак. Можешь высадить меня здесь, спасибо.

Я проигнорировал ее и припарковался в пустом углу стоянки. Здесь припарковано несколько учительских машин, но тихо. Я поставил машину на стоянку и отстегнул ремень безопасности, наконец поворачиваясь лицом к Уитни.

Она посмотрела на меня. Потом в окно. Потом снова на меня.

— Что?

— Что ты натворила, Уитни?

Понимание вспыхнуло в ее глазах. Она прикусила губу, отвела взгляд, и очевидного чувства вины достаточно, чтобы мой гнев усилился на десять ступеней.

Я знал, что это вероятно, основываясь на том, что сказала Ева, и все же я не мог в это поверить.

— Что ты имеешь в виду? — она подняла руку, чтобы осмотреть свои ногти. — Я сегодня сделала бесчисленное количество вещей. Завила волосы, обновила Инсту…

— Ты хоть представляешь, насколько серьезно то, что ты сделала? Насколько хуже все могло быть для нее?

Губы Уитни тонко поджались, и с таким же успехом из ее ушей мог пойти пар. Просто так ее невинность улетучилась, заменяясь веснушчатыми щеками, покрасневшими от гнева.

— Что случилось с тем, что все так одержимы ею? Она ужасный человек! Ужасный.

— Потому что она отличается от тебя?

— Потому что она сосала член моего отца!

Моя голова дернулась назад.

— Что, черт возьми, ты только что сказала?

— Это была она, Истон. Девушка, которую я видела склонившейся над моим отцом, когда мне было четырнадцать? Она на год младше меня. Ты понимаешь, что это значит? Ей было тринадцать, — она вздрогнула. — И грязная. Я даже не знаю, что заставило его улизнуть посреди ночи, когда он должен был заботиться о моей прикованной к постели маме. Конечно, я последовала за ним, но я бы никогда за миллион долбаных лет не догадалась, что он направлялся в Питтс.

Я потер шею сбоку, оттягивая воротник футболки. Тринадцать лет. Ей было столько же, когда она проскользнула за мой дом. Голодная, уставшая, страдающая. Боль поднялась вверх по моей груди, когда я понял, что ей приходилось сделать, чтобы выжить, и это чувство быстро сменилось сильной, тошнотворной волной жара. Ей было тринадцать. Мужчина, годящийся ей в отцы, воспользовался этим. И каким-то образом она здесь неправа?

— Я узнала ее, как только она переступила порог нашей школы. Я хотела выцарапать ей глаза, но потом узнала, что ее удочерили в вашей семье. Учитывая это, я была чересчур любезна, и не заставляй меня начинать с этого дурацкого стихотворения о папочкиной шлюхи. Я даже этого не писала. Это был момент слабости, когда однажды вечером у Элайджи я призналась Картеру, — она откинула локон за плечо и выпрямилась. — Как будто я когда-нибудь предам огласке то, что произошло, не говоря уже о том, чтобы написать с орфографической ошибкой.

В моем голосе звучало презрение.

— Значит, ты ждала три года, а потом решила подсунуть ей наркотик для изнасилования на свидании?

— Я… что?

У нее отвисла челюсть. Она отвела взгляд. Покачала головой.

— Нет. Я… Я имею в виду, я подумала… Перед тем, как он ушел…

— Кто?

— Что?

Все еще