Я уже собирался снова постучать, когда услышал ее смех. Я повернулся к лифту, и увидел, что она идет по коридору, держа телефон у уха. Меня словно ударили кулаком в живот — я не мог дышать.

— Да, точно, — говорила она. — Это звучит идеально. Я… — она заметила меня, и остановилась. — Миа, я могу тебе перезвонить? Спасибо. Пока, — она опустила телефон. Выражение ее лица говорило о том, что она не очень рада меня видеть. — Что ты делаешь?

Я, черт возьми, понятия не имею.

— Я… я забыл ключ, — сказал я.

— О, — она наклонила голову. — Где Пейсли?

— С ее мамой. Я позволил Рейчел забрать ее, — и тут же я почувствовал себя виноватым за это. — У нее был жар, а я не знал, что делать… — я начал потеть. Я хотел снять свой костюм. — Я подумал, что ей будет лучше с матерью.

Эмми посмотрела на меня на мгновение, прежде чем заговорить.

— Ты сдался слишком рано.

— Эмми…

— Позволь мне взять твой ключ, — сказала она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы отпереть дверь. Она открыла дверь и вошла внутрь, не пригласив меня войти.

Я все равно вошел.

В ее квартире было темно, и я закрыл за собой дверь, отсекая свет из коридора.

— Эй, — она повернулась ко мне лицом, прислонившись спиной к узкому консольному столику справа от двери. — Какого черта ты…?

Я прервал ее поцелуем, мои руки сжали в кулак волосы на ее затылке. Мой рот открылся, и язык проник в ее рот. Сначала она сопротивлялась, упираясь обеими руками в мою грудь. Но потом ее голова наклонилась, губы приоткрылись, и ее язык потянулся к моему. Я чувствовал жар, исходящий от ее тела. Что это было — ярость или желание?

Я оторвал свой рот от ее рта. Наше дыхание смешалось, быстрое и горячее.

— Ты ненавидишь меня? — прошептал я.

— Пошел ты, — прорычала она. Затем она дала мне пощечину. Сильно.

Я снова поцеловал ее, прижавшись губами к ее губам. Ее пальцы скользнули в мои волосы, ногти впились в кожу головы. Я потянулся вниз, и задрал ее юбку, скользнул руками по задней части ее бедер и стянул нижнее белье.

— Ты ненавидишь меня?

— Пошел ты, — ее руки были на моем ремне. На моей молнии. На моем члене.

Я поднял ее и посадил на стол, а она обхватила меня ногами. Это было знакомое чувство — бороться с ней. Наш поцелуй был оружием, наши рты стремились уничтожить, поглотить, разрушить.

Я ввел в нее один палец. Потом два. Она провела рукой вверх и вниз по моему члену, прикусив нижнюю губу, когда я провел большим пальцем по ее клитору.

В конце концов, она сама приняла решение, притянув меня ближе, вводя меня внутрь себя.

Я вошел в нее на пару сантиметров и остановился. Она снова укусила меня.

— Ты ненавидишь меня, — сказал я, желая, чтобы она просто признала это. Я хотел это услышать.

Она потянулась, и схватила меня за задницу, притягивая меня к себе так быстро, что у меня чуть не подкосились колени. Ее губы прижались к моим.

— Пошел. Ты.

Тогда я полностью потерял контроль над собой — все, что у меня еще оставалось, а это было не так уж много. Я трахал ее так, словно это была вендетта, словно месть была у меня в крови, словно я ненавидел ее так же сильно, как и любил.

И я действительно любил ее. Боже, помоги мне, я любил ее, хотел ее, и нуждался в ней. Она была моей, была моей — вот что мне нужно было доказать. Ее тело отвечало мне, ее сердце отвечало мне, ее душа отвечала мне. Мы были вместе. Мы были единым целым. Мы были неразрывны.

Мы кончили с силой ядерного взрыва. На самом деле, единственное слово, которое я мог придумать, когда все вокруг нас разлетелось вдребезги, было «разрушен».

Я был разрушен без нее. Разбит на мелкие осколки.

Но что я мог сделать?

Когда все закончилось, и реальность вступила в свои права, я не знал, что сказать. Я вышел из нее, и она соскользнула со столика, опуская юбку, пока я застегивал молнию на брюках. Она не смотрела на меня.

— Эмми, — начал я.

Она резко посмотрела на меня.

— Не смей извиняться.

— Я и не собиралась. Мне не жаль.

— Мне тоже.

Мы смотрели друг на друга в темноте.

— Я чертовски скучаю по тебе, — сказал я. — Я так сильно по тебе скучаю.

Она подняла подбородок.

— Вот и хорошо. Засранец.

— Боже, Эмми. Я знаю, что не могу сделать тебя счастливой. Что я должен делать?

— Ты ничего не знаешь, — сказала она. Затем она захрипела, и из нее вырвался всхлип.

Я взял ее голову в свои руки, и прижался лбом к ее лбу. Мы остались так на мгновение, мое сердце отчаянно пыталось вырваться из клетки, все ее тело дрожало, пока она не оттолкнула меня.

— Я получила работу на винодельне.

Еще один удар, нанесенный мне.

Мое сердце упало.

— Правда?

— Да. Я принесу твой ключ.

Она повернулась, и открыла ящик в консольном столике.

— Не бери в голову, — сказал я ей, открывая дверь ее квартиры. — Я не забывал ключ.

***

В те выходные я был с Пейсли и тысячу раз хотел постучать в дверь Эмми. Пригласить ее к себе, пригласить на прогулку, сказать ей, как сильно я по ней скучаю, как мне жаль. Мне нравилось, что Пейсли снова со мной, но было гораздо лучше, когда я мог разделить с кем-то этот опыт — восхитительные моменты, например, когда она начала лепетать на меня, и я клянусь, она сказала «Дада», и менее восхитительные моменты, например, когда она обделалась с такой силой, что это пошло по спине.

По спине. (Мне кажется, что есть причины, по которым никто не рассказывает молодым людям о таких вещах до того, как они станут родителями. Население планеты, вероятно, резко сократилось бы).

Но у меня так и не хватило духу обратиться к Эмми, и в воскресенье я снова отвез Пейсли, чувствуя себя одиноким, как никогда. На следующей неделе мой агент по недвижимости показал мне 4 разных дома, и я умирал от желания рассказать Эмми обо всех них. На самом деле, мне хотелось, чтобы она была со мной каждый раз, потому что я чувствовал, что она придумает то, чего не придумал бы я, вопросы, которые нужно задать, и вещи, которые нужно проверить, которые важны для семьи.