Ну, мы и намазались! Разделись догола и все тело намазали, с носа до пяток.

У Ольги еще волосы такие черные, длинные, мы их для хохмы уложили у нее на голове в виде рожек. Друг на друга смотрим.

– Ой, девочки, какие мы смешные! Жаль, что нас со стороны никто не видит, – обхохочешься ведь!

И вдруг увидели в окно: Ольгин Игорек нетвердой походкой идет домой, хоть и пытается по-военному чеканить шаг, но нет-нет да и качнет его из стороны в сторону. Ребята, оказывается, вернулись домой с полигона ну и отметили это дело в местной кафешке.

Решили мы подхохмить над Игорем: встали все втроем в прихожей, приняв живописные позы… Игорь вошел… Его лицо я до сих пор забыть не могу: глаза выкатились, волосы на голове встали дыбом, он рот рукой зажал, выскочил в дверь и, перепрыгивая через пять ступенек на крыльце, понесся куда-то.

Потом ребята рассказывали, что он прибежал к ним в кафе не в себе: черти, говорит, в родном доме ему показались. Допился!

Позвонили Ольге. Она вроде как обрадовалась:

– Ой, Игорек, ты приехал! Давай иди скорее домой, я вкусный ужин приготовлю! Шампанское куплю!

Он ее спрашивает:

– Оля, а полчаса назад ты дома была?

– Да нет, – говорит она, – я только что вошла, а тут и ты звонишь.

С того дня бросил наш Игорек в рюмку заглядывать, он и впрямь поверил, что ему чертовки показались с пьяных глаз. А мы ему ничего не сказали.

…Теперь мы пенсионеры, разъехались по разным углам бывшего СССР. Изредка наши подруги (без мужей) прилетают к нам в гости, и мы с огромным удовольствием вспоминаем нашу молодость.

Лидия Дмитриевна Барышева

Нечаевых в поморском селе Долгощелье Мезенского района много, в кого ни ткни пальцем – обязательно к Нечаевым попадешь. Прилетел я сюда по осени на «кукурузнике» – поискать для газетных статей знахарок, которые обитают еще в таких вот оторванных от большой земли селах. Когда я поразузнал, есть ли тут старушки, помнящие и применяющие на практике старинные заговоры, мне сказали:

– А, Нечаевы, Анна Павловна да Марья Васильевна. Обе старые, обе знающие, одна одной стоит. Ходят к ним люди, лечатся.

Сперва я к Анне Павловне в избу пошел. В Долгощелье до сих пор обычай сохранился: когда хозяин дома – изба изнутри не закрывается.

Вот и тут: калитка открыта, двери в сени да в избу из сеней тоже не заперты. Я толкнулся в них, ожидая увидеть кого-то наподобие Бабы-яги.

Но нет, на кровати в избе сидела светленькая такая старушка, в переднем углу под большой иконой Божьей Матери лампадка горела. Я сходу спросил:

– Анна Павловна, говорят, вы умеете грыжу заговаривать?

– Загрызать, – ничуть не удивившись, уточнила старушка. – Грыжу загрызаю – пахову, пупову, кильну, жильну. У тебя, парень, какая? Уж не кильна ли?

– У меня-то никакой. А у вас что, много народу грыжами мается? Надрываются, что ли, люди на тяжелой работе?

– И такое бывает. Но больше маленьких робят с пуповой грыжей ведут.

– И много вы этих, как их… пуповых грыж загрызли? – В моем голосе прозвучало сомнение.

– Да не одну сотню, со счету сбилась. Да ты что, парень, не веришь мне, что ли? На, гляди, что такое пуповая грыжа.

И Анна Павловна, встав с кровати, задрала подол платья. Вместо пупа у нее была круглая такая, выпирающая опухоль величиной с куриное яйцо.

– Сама-то у себя загрызти не могу, не могу зубами по пупа дотянуться. Пошепчу вот слова на водичку, выпью ее – легче сделается… Как, спрашиваешь, загрызаю грыжу-то? А заголяю пуп у человека, зубами его маленько прикусываю да слова шепчу.

– Какие?

– Вот не могу тебе, парень, те слова передать. Нельзя их писать на бумажке – силу заговор потеряет. Ладно, коли записывать не будешь – скажу. У меня в заговоре семьдесят шесть слов.

И Анна Павловна сказала заговор. А я сунул руку в карман, включил диктофон и все записал на пленку. И было у меня искушение заговор этот в газете привести, но потом передумал.

Простите меня, Анна Павловна, что без вашего ведома диктофон включил… Я никому вашу тайну не раскрою…

В конце заговора прозвучали слова:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!

– Так вы с Божьим словом заговариваете, Анна Павловна?

– А как? Без Бога никуда. Я всю жизнь с иконами, с Богом. У меня дочь была, Галинка… Когда в тридцатые-то годы атеизм втемляли людям, и Галинке в школе втемили. Она пришла из школы, взяла ножик да у двух икон глаза и выколола. И через неделю моя Галина глазами замаялась. Как заболят глаза – она криком кричит. В двадцать пять годиков умерла она от всяких болезней. А я все Богородицу молю, чтоб простила ее душеньку грешную на том свете…

Анна Павловна расчувствовалась и сказала, что кроме грыжи лечить больше ничего не умеет.

– Иди к Марье Нечаевой. Та исполох умеет выгонять да прикос. А я устала. Мне ведь уже восемьдесят пять годочков…

Исполох – это значит испуг, а прикос – сглаз. Мария Васильевна Нечаева умеет снимать и то, и это. К ней из поморских деревень люди ездили – из Койды, из Майды, из Ручьев.

И сами лечились, и детей вели. Сглаз и испуг снимает она заговорами.

Конечно, заговоры те не передала мне знахарка, зато научила, как надо чирьи выводить, если вдруг заведутся:

– Надо найти сук – в доске ли, в бревне ли, в табуретке ли… А потом взять вострый ножик и кончиком его водить вокруг чирья. Поводишь вокруг, потом острием в суке потычь. И говори слова: «От десяти до девяти, от девяти до восьми, от восьми до семи, от семи до шести, от шести до пяти, от пяти до четырех, от четырех до трех, от трех до двух, от двух до одного – ни быть ни одного! Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Подите старому хозяину в пяту! Аминь!»

И еще Мария Васильевна сказала:

– Куриную слепоту (она называла – «куричью») у нас раньше смоляным духом лечили. Когда лодки-то мужики смолят, они ведь соснову да елову смолу варят в котелках. Она вся духом парным исходит. Вот над тем духом и надо постоять с открытыми глазами. Слепота-то и пройдет… И еще:

– Веснушки надо выводить первой дождевой водой. Вот как пойдет дождик-то, с крыши потоки потекут – надо вставать под поток и мыть веснушато лицо этой водичкой. Сойдут веснушки.

У Марии Васильевны дочка в гостях оказалась, Регина Андреевна Ландик. Живет она в Украине, в Кривом Роге. Мать приехала навестить. Сама уже пенсионерка, так что не торопится обратно. Она и вступила со мной в разговор.

– Вы знаете, всю жизнь я учительницей проработала, была воспитана соответственно – ни в Бога, ни в черта, ни в старух-знахарок не верила. А вот лет десять назад стала у меня бородавка расти. Из ноздри. Так это некрасиво было… Два года с бородавкой мучилась, врачи ничего поделать не могли. Но вот там, в Украине, одна старушка мне и подсказала… Возьми, говорит, воды любой, да когда месяц молодой народится, выйди с водой ночью на улицу, смотри на месяц да мой водой бородавку. Мне ничего не оставалось делать, как этому совету последовать. И исчезло мое «украшение» с лица. После этого я во все поверила…