не стали обсуждать, просто пошли — времени было в обрез, кто знает, на сколько открывают коридор безопасности. Уже вышли на шоссе. Молча, стараясь по привычке не шуметь, хотя сейчас это было уже не важно. Перед ними открывалась выжженная бомбами пустыня. Вдалеке они видели группу выживших, которые сидели с ними в подвале — они уже прошли довольно значительное расстояние.

Ася обернулась на шум. С боковой улицы в их сторону бежала странная группа — два мальчика, девушка и собака. Они бежали так, как будто от чего-то спасались.

— Бегите, бегите, бегите и не останавливайтесь!

Ася не поняла, кто из них это прокричал, но поняла почему: улицу перегораживал перевёрнутый автобус, который страшно дрожал. Как будто какая-то неведомая огромная сила пыталась его подвинуть. Удар. Ещё удар и ещё — и вот волна заражённых снесла автобус. Их были тысячи, и они все бежали в сторону Аси.

***

Бежать по разбомбленному и выжженному полю было неудобно, но они бежали. Всё здесь было в ямах, рытвинах. То тут, то там путь им преграждали кучи бетона, когда-то бывшие постройками. Сева бежал рядом с Костей, он видел, что брат двигается из последних сил, но надо было всё равно бежать. Лев бежал рядом со своими новыми друзьями и прилагал все усилия, чтобы не убежать вперёд — уж слишком страшная опасность гналась за ними по пятам.

Они убегали от смерти, но смерть догоняла их.

А потом открылись ворота. Лавр был прав — в стенах всегда должны быть ворота. И из этих ворот навстречу группе выехали БТРы. Те выжившие, что ушли из подвала раньше Аси с Расулом, посторонились, пропуская технику, а потом исчезли за воротами.

Четыре БТРа ехали прямо на них и стреляли, но они стреляли по заражённым. За бронемашинами бежали люди в шлемах, форме и с автоматами. Они бежали парами. Периодически один солдат из пары останавливался, вставал на одно колено и давал несколько очередей по заражённым — второй в это время стоял за его спиной и тоже стрелял.

Из-за стены поднялись вертолёты — один, другой. Они очень быстро долетели до того места, где были мальчики, Тоня, Ася, Расул и Лев. Последний испугался, но страх смерти за спиной был сильнее, и он продолжил бежать вперёд. С вертолётов по заражённым заработали тяжёлые пулемёты, полетели ракеты.

Костя и Сева бежали. Они бежали по полю страшного боя. За их спинами звучали бесконечные выстрелы, звуки взрывов, вой заражённых, страшный топот чудовищной орды… Они пробежали первую пару солдат — один из них повернулся к ним:

— Не останавливайтесь! Что бы ни случилось — не останавливайтесь!

Его голос звучал пусть громко, но очень спокойно. Надёжно. Конечно, они не остановятся.

До ворот оставалось сто метров. Девяносто. Из последних сил они бежали все вместе. Из ворот им навстречу вышли ещё люди — ещё солдаты. Одни подхватили их под руки, помогая добежать последние метры, другие — побежали дальше, помогать в сражении.

Последние метры солдаты несли их на руках. Точнее почти волокли.

Но вот они и за воротами. Идут вдоль стены, наспех собранной из бетонных блоков. Такой длинный коридор. Они идут, а навстречу им катится всё новая и новая военная техника. Пахнет соляркой, все кричат, шумно.

Коридор закончился, и они вышли на свежий воздух. Прямо на Ярославке, на всех её полосах, был разбит лагерь. Стояли огромные палатки, была припаркована техника. Над лагерем развевались флаги. Но это были не только российские флаги, тут были и флаги Украины, и Турции, и Польши, и ЕС, и причудливая НАТОвская звезда.

Они видели, как впереди вокруг группы выживших суетятся врачи. Какой-то парень в военной форме вышел им навстречу и сказал:

— Классная собака! Никогда ещё с собаками выживших не было.

Потом очень по-доброму посмотрел на Севу и Костю и сказал:

— Тут их нет. Всё хорошо.

И Сева и Костя упали на асфальт. Лев Семёнович немедленно подбежал и начал лаять — ну, вы чего, вставайте! А солдат с добрым лицом уже бежал к Асе и Расулу и на ходу кричал в рацию:

— Тут ребёнок грудной, врача на вторую, срочно!

Сева лежал и держал Костю за руку. И повторял, и повторял:

— Мы выбрались. Мы в безопасности. Коть, всё теперь будет хорошо!

Они лежали и плакали. Но это уже были слёзы настоящего счастья.

Эпилог

Губернатор Московской области Сергей Сергеевич Куренной с раздражением смотрел на свой сад. Он вышел в него, чтобы немного развеяться, но почему-то обычно любимый его сад сегодня не приносил ему утешения. Третью ночь его мучила чудовищная и непонятно откуда взявшаяся бессонница, которую не брали ни таблетки, ни любимый виски. На кухне он открыл бутылку «шабли», взял бокал и пошёл в сад в надежде, что свежий воздух и хорошее вино помогут, но нет, не помогли.

Сергей Сергеевич ненавидел свой дом. Собственно, сад был единственным местом, в котором он чувствовал себя комфортно, где его не одолевало непреодолимое желание срочно всё сломать и уничтожить.

Дом они с женой строили вместе, и вроде бы получилось что-то приличное, но вот дизайн… Любовница одного из важных для Сергея Сергеевича федеральных министров открыла недавно собственное дизайн-бюро. Как объяснял ему сам министр, «для своих, она ж в наших вкусах лучше других разбирается». Разумеется, возможности отказаться у Сергея Сергеевича не было, нельзя ведь уважаемого человека обидеть.

Теперь Куренной жил как цыганский барон. Даже золотой унитаз у него в санузле рядом со спальней был. И сделать с этим хоть что-то было решительно невозможно, поэтому Сергей Сергеевич спасался, проводя как можно больше времени не дома, или хотя бы в саду.

И вот так, блядь, всю жизнь прожил. Начальник, богатый, связи, власть, а, блядь, как мне дома жить, решить не могу. И ведь правда — всю жизнь так. Сергей Сергеевич, в принципе к рефлексии не склонный, последние дни действительно всё чаще задумывался о своей жизни и о том, как мало в ней, по сути, от него самого. Учился он всегда там, где решали родители. Жену ему правильную тоже мама выбрала. Отец — Сергей Семёнович — был секретарём ЦК КПСС и заведующим Отделом организационно-партийной работы. Крушение Советского союза на папины связи и статус практически никак не повлияло, он всё равно знал всех нужных людей и последовательно, шаг за шагом выстраивал карьеру сына. А что сам Сергей Сергеевич?

В этом месте мысль Куренного остановилась. А что сам? Он допил второй бокал. В саду постепенно становилось светлее. Спать уже было бессмысленно. Да всё уже было бессмысленно, и он — в первую очередь. Он с раздражением сплюнул с балкона в сад и пошёл одеваться.

Как и большинство знакомых ему чиновников, он смотрел не основные телеканалы, а «Дождь» — ну, чтобы хоть как-то быть в курсе положения дел в стране и мире. Он налил себе кофе, посмотрел невидящим взглядом в экран телевизора — всё ещё полностью погружённый в свои мысли.

Было рано, обычно на работу он ехал позже, но сейчас ему хотелось какой-то осмысленной деятельности, а не тухнуть в постылом доме. Что-то на экране телевизора привлекло его внимание: в кадре было московское метро и какие-то безумные люди, которые… рвали друг друга на части?

Картинка сменилась: теперь это были посетители магазина «Перекрёсток». Дракой происходящее назвать было невозможно, это было массовое убийство одних обычных людей другими. И снова смена картинки —