столь молодой человек. Со времен Ленина не было советского лидера с высшим образованием. И никогда еще не было такого открытого понимания недостатков своей страны, такого откровенного признания провалов марксистско-ленинской идеологии.

Горбачев получил образование юриста, а не актера, но в использовании личности он разбирался, по крайней мере, не хуже Рейгана. Вице-президент Буш, представлявший США на похоронах Черненко, сообщил, что у Горбачева "обезоруживающая улыбка, теплые глаза и увлекательная манера высказывать неприятные мысли, а затем отскакивать назад, чтобы установить реальное общение с собеседниками". Госсекретарь Джордж Шульц, который также присутствовал на встрече, охарактеризовал его как "совершенно непохожего на всех советских лидеров, с которыми я когда-либо встречался". Сам Рейган, встретившись с Горбачевым на саммите в Женеве в ноябре 1985 г., обнаружил "теплоту в его лице и стиле, а не холодность, граничащую с ненавистью, которую я видел у большинства других высокопоставленных советских руководителей, с которыми встречался до этого момента".

Впервые с начала "холодной войны" у СССР появился правитель, который не казался зловещим, хамоватым, безответным, дряхлым или опасным. Горбачев был "умным, образованным, динамичным, честным, с идеями и воображением", - отмечал в своем личном дневнике один из его ближайших советников Анатолий Черняев. "Мифы и табу (в том числе идеологические) для него - ничто. Он может сровнять с землей любой из них". Когда в начале 1987 года один из советских граждан поздравил его с тем, что он сменил режим "каменных сфинксов", Горбачев с гордостью опубликовал это письмо.

Однако что придет на смену мифам, табу и сфинксам, было не так ясно. Горбачев понимал, что Советский Союз не может продолжать идти прежним путем, но, в отличие от Иоанна Павла II, Денга, Тэтчер, Рейгана и Валенсы, он не знал, каким должен быть новый путь. Он был одновременно энергичным, решительным и дрейфующим: он вложил огромную энергию в разрушение статус-кво, не определив, как собрать его заново. Как следствие, он позволял обстоятельствам, а зачастую и твердым взглядам более дальновидных современников, определять свои приоритеты. В этом смысле он напоминал одноименного героя фильма Вуди Аллена "Зелиг", которому удавалось присутствовать на всех великих событиях своего времени, лишь принимая на себя характер и даже внешность более сильных личностей, которые его окружали.

Податливость Горбачева наиболее ярко проявилась в отношениях с Рейганом, который долгое время настаивал на том, что сможет достучаться до советского лидера, если только встретится с ним лицом к лицу. Этого не удалось сделать ни с Брежневым, ни с Андроповым, ни с Черненко, поэтому Рейгану еще больше захотелось попытаться сделать это с Горбачевым. Новый кремлевский босс прибыл в Женеву, кичась недоверием: президент, по его словам, стремился "использовать гонку вооружений... для ослабления Советского Союза. . . . Но мы можем ответить на любой вызов, хотя вы, возможно, так не считаете". Рейган ответил, что "мы предпочли бы сесть за стол переговоров и избавиться от ядерного оружия, а вместе с ним и от угрозы войны". SDI сделает это возможным: Соединенные Штаты даже поделятся технологией с Советским Союзом. Рейган был эмоционален, возразил Горбачев: SDI - это всего лишь "мечта одного человека". В ответ Рейган спросил, почему "так ужасает стремление создать защиту от этой страшной угрозы". Встреча на высшем уровне закончилась безрезультатно.

Однако уже через два месяца Горбачев публично предложил Соединенным Штатам и Советскому Союзу взять на себя обязательство избавиться от ядерного оружия к 2000 году. Циники усмотрели в этом попытку проверить искренность Рейгана, но Черняев уловил более глубокий мотив. Горбачев, по его мнению, "действительно решил прекратить гонку вооружений, несмотря ни на что. Он идет на этот "риск", потому что, как он понимает, это совсем не риск - ведь никто на нас не нападет, даже если мы полностью разоружимся". Всего двумя годами ранее Андропов считал Рейгана способным на внезапное нападение. Теперь Горбачев был уверен, что Соединенные Штаты никогда этого не сделают. Позиция Рейгана не изменилась: он всегда просил советских лидеров "доверять мне". После встречи с Рейганом Горбачев начал это делать.

Тем не менее, ядерная катастрофа все же произошла - не из-за войны, а в результате взрыва на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года. Это событие также изменило Горбачева. Оно выявило "болезни нашей системы... сокрытие или замалчивание аварий и других плохих новостей, безответственность и безалаберность, халтурную работу, повальное пьянство". Десятилетиями, - напутствовал он Политбюро, - "ученые, специалисты, министры говорили нам, что все безопасно. . . . [Вы] думаете, что мы будем смотреть на вас как на богов. Но теперь мы потерпели фиаско". Отныне в самом Советском Союзе должны были начаться гласность и перестройка. "Чернобыль, - признал Горбачев, - заставил меня и моих коллег переосмыслить очень многое".

Следующий саммит Рейган-Горбачев, состоявшийся в октябре следующего года в Рейкьявике (Исландия), показал, насколько далеко зашло переосмысление. Горбачев отверг прежние возражения советской стороны и принял "нулевой вариант" Рейгана, предусматривающий ликвидацию всех ядерных ракет средней дальности в Европе. Далее он предложил сократить на 50% советские и американские стратегические вооружения, в обмен на что США согласились бы соблюдать Договор о противоракетной обороне в течение следующего десятилетия, ограничившись лабораторными испытаниями СОИ. Не уступая, Рейган предложил в течение этого срока постепенно ликвидировать все межконтинентальные баллистические ракеты и повторил свое предложение о совместном использовании СОИ. Горбачев отнесся к этому скептически, что заставило Рейгана удивиться, как кто-то может возражать против "защиты от несуществующего оружия". Затем президент предложил вернуться в Рейкьявик в 1996 году:

Он и Горбачев приедут в Исландию, и каждый из них привезет с собой по последней ядерной ракете из каждой страны. Затем они устроили бы грандиозную вечеринку для всего мира. . . . Президент . ...будет уже очень стар, и Горбачев его не узнает. Президент скажет: "Здравствуйте, Михаил". А Горбачев скажет: "Рон, это ты?". А потом они уничтожили бы последнюю ракету.

Это было одно из лучших выступлений Рейгана, но Горбачев в тот момент остался непоколебим: США должны были отказаться от права на развертывание СОИ. Это было неприемлемо для Рейгана, и он в гневе прекратил встречу на высшем уровне.

Однако оба быстро осознали значимость произошедшего: к изумлению своих помощников и союзников, лидеры США и СССР обнаружили, что их объединяет интерес если не к технологии СОИ, то, по крайней мере, к принципу отказа от ядерного оружия. Логика была рейгановской, но Горбачев с ней смирился. Рейкьявик, сказал он на пресс-конференции, не был провальным: "[Это] прорыв, который позволил нам впервые заглянуть за горизонт".

Они так и не