Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда венгерские власти снимали колючую проволоку на границе с Австрией, они намеревались лишь облегчить проезд своим гражданам. Но слух об этом распространился, и вскоре тысячи восточных немцев на своих маленьких хрипящих, загрязняющих окружающую среду "Трабантах" ехали через Чехословакию и Венгрию к границе, бросали их там и пересекали ее пешком. Другие толпились у западногерманского посольства в Будапеште, требуя убежища. К сентябрю в Венгрии находилось 130 тыс. восточных немцев, и правительство объявило, что из "гуманитарных" соображений не будет пытаться остановить их эмиграцию на Запад. Хонеккер и его соратники были в ярости: "Венгрия предает социализм", - негодовал Мильке. "Мы должны не поддаваться унынию", - предупреждал другой партийный функционер. "В связи с событиями в Советском Союзе, Польше и Венгрии ... . . [все больше и больше людей задаются вопросом, как вообще выживет социализм?"
Это был отличный вопрос, так как вскоре около 3 тыс. восточногерманских просителей убежища перелезли через забор, окружавший посольство Западной Германии в Праге, и втиснулись внутрь, что было хорошо видно по телевидению. Чешское правительство, недовольное оглаской, но не желавшее открывать свои границы, обратилось к Хонеккеру с требованием разрешить ситуацию. Поскольку в следующем месяце исполнялось сорок лет ГДР, он тоже стремился покончить с неловкой ситуацией. В конце концов он согласился, что восточные немцы в Праге могут уехать в Западную Германию, но только в закрытых поездах, следующих через территорию ГДР, что позволит ему утверждать, что он их выслал. Однако по пути следования поезда сопровождались радостными возгласами, и все новые и новые восточные немцы пытались сесть в них. Когда полицейские в последний раз попросили предъявить удостоверения личности, некоторые пассажиры бросили их себе под ноги. "Чувство было такое, - вспоминал один из них, - "Вот ваше удостоверение - вы больше не можете мне угрожать". Это было очень приятно".
Тем временем гости, в том числе и сам Горбачев, прибывали в Восточный Берлин на официальные памятные мероприятия 7-8 октября 1989 года. К ужасу хозяев, советский лидер оказался еще более популярным, чем в Пекине. Во время шествия по Унтер-ден-Линден марширующие отказались от утвержденных лозунгов и стали кричать: "Горби, помоги нам! Горби, останься здесь!". Наблюдая с трибуны за ходом шествия рядом с поникшим Хонеккером, Горбачев видел, что
[Это были специально отобранные молодые люди, сильные и симпатичные. . . . [Ярузельский, польский лидер, подошел к нам и спросил: "Вы понимаете немецкий язык?". Я ответил: "Да, немного". "Вы слышите?" Я сказал: "Могу". Он сказал: "Это конец". И это был конец: Режим был обречен.
Горбачев пытался предупредить восточных немцев о необходимости кардинальных перемен: "[Нельзя] опаздывать, иначе будешь наказан жизнью". Но, как он позже вспоминал, "товарищ Эрих Хонеккер, очевидно, считал себя № 1 в социализме, если не во всем мире. Он уже не воспринимал, что происходит на самом деле". Пытаться достучаться до него было "все равно что бросать горох об стену".
В Лейпциге уже несколько недель шли антиправительственные выступления, которые возобновились 9 октября, на следующий день после возвращения Горбачева в Москву. После ухода советского гостя сохранялась возможность принятия решения по Дэн Сяопину: Возможно, Хонеккер даже санкционировал его. Но в этот момент неожиданно вмешался Курт Мазур, уважаемый всеми дирижер оркестра Гевандхауса, который договорился о прекращении противостояния, и силы безопасности отступили. Массовых убийств, подобных Тяньаньмэньским, не произошло, но это означало, что у Хонеккера не осталось авторитета, и 18 октября он был вынужден уйти в отставку. Его преемник, Эгон Кренц, присутствовал на праздновании сорокалетия революции Мао в Пекине несколькими неделями ранее, но он не думал, что стрельба по демонстрантам сработает в Восточной Германии. Этого не произойдет, заверил он Горбачева 1 ноября, даже если волнения распространятся на Восточный Берлин. Возможно, будет предпринята попытка "проломить стену", - добавил Кренц, - но такое развитие событий маловероятно".
Кренц не ожидал, что один из его подчиненных, неудачно проведя пресс-конференцию, проломит стену. После возвращения из Москвы Кренц посоветовался со своими коллегами, и 9 ноября они решили попытаться снять нарастающее напряжение в Восточной Германии путем смягчения, а не отмены правил, ограничивающих выезд на Запад. Наспех составленное постановление было передано Гюнтеру Шабовски, члену Политбюро, который не присутствовал на заседании, но собирался провести брифинг для прессы. Шабовский просмотрел его, также наспех, и объявил, что граждане ГДР могут свободно выезжать "через любой пограничный пункт". Удивленные журналисты поинтересовались, когда вступят в силу новые правила. Шабовски, перебирая бумаги, ответил: "По моим сведениям, немедленно". Действовали ли эти правила для поездок в Западный Берлин? Шабовски нахмурился, пожал плечами, перетасовал еще несколько бумаг, а затем ответил: "Постоянный выезд может осуществляться через все пограничные переходы из ГДР в [Западную Германию] и Западный Берлин соответственно". Следующий вопрос был таким: "Что теперь будет с Берлинской стеной?". Шабовски пробормотал бессвязный ответ и закрыл пресс-конференцию.
Через несколько минут стало известно, что стена открыта. Это было не так, но на пропускных пунктах стали собираться толпы людей, а у охраны не было никаких инструкций. Кренц, застрявший на заседании ЦК, не знал, что происходит, и к тому времени, когда он узнал об этом, толпа людей была слишком велика, чтобы ее контролировать. Наконец, пограничники на Борнхольмерштрассе взяли на себя ответственность открыть ворота, и восторженные жители Восточного Берлина хлынули в Западный Берлин. Вскоре немцы с обеих сторон сидели, стояли и даже танцевали на вершине стены; многие принесли молотки и зубила, чтобы начать ее рушить. Горбачев, находившийся в Москве, проспал все это и узнал о случившемся только на следующее утро. Все, что он мог сделать, - это передать сообщение властям Восточной Германии: "Вы приняли правильное решение".
С пробитой стеной все стало возможным. 10 ноября Тодор Живков, правивший Болгарией с 1954 г., объявил об уходе со своего поста; вскоре Болгарская коммунистическая партия начала переговоры с оппозицией, обещая свободные выборы. 17 ноября начались демонстрации в Праге, которые быстро распространились по всей Чехословакии. В течение нескольких недель коалиционное правительство отстранило коммунистов от власти,