Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не надо, пойдем, Петя, – отрезала Аннушка, гневно сверкнула глазами и хлопнула дверью.
– Спасибо тебе, Арминэ, – вздохнул Петр и побежал вслед за женой.
– Не за что, приходи, если что! – крикнула ему вдогонку Арминэ и процедила сквозь зубы: – Без жены приходи, дурак старый.
Вечером за ужином Петр Мурадян долго косился на жену, на зареванную дочь, на мать, потом тяжело вздохнул и молвил:
– Звони своему Котофею или как там его, пусть приходит с родителями на ужин, посмотрим, что за люди.
Арусяк, которая за это время успела послать через Офелию письмо возлюбленному, в котором оповещала его о том, что в ближайшее время выкрадет паспорт и убежит с ним в Москву, вскочила со стула, завертелась на месте, как волчок, и, радостно завизжав, стала целовать отца в макушку.
– Ну ладно, ладно, я еще свое слово не сказал, – сердито пробормотал Петр.
– Мало нам одного уруса, а тут еще трое, – проворчала Арусяк-старшая, жуя отбивную. – Вон в соседнем доме парень есть хороший, Давидом зовут. Умный мальчик, сын Манушак Погосовны, я ее знаю, женщина она порядочная, и деньги у них водятся…
– Обойдемся без Погосовны, хватит дочь мою терзать! – отрезала Аннушка.
На кухню вбежала взволнованная Арусяк и сообщила, что сегодня вечером родители Тимофея готовы нанести им визит.
– Готовить надо срочно, чем гостей кормить будем? Кололак сделаю, – предложила Арусяк-старшая.
– Ну уж нет, Петр купит мяса, приготовим шашлык, не надо возню разводить. – Аннушка грозно посмотрела на свекровь.
– И то правда, – согласился Петр. – Сделаем шашлык.
Елизавета Анатольевна, услышав известие о том, что их пригласили на ужин к родителям Арусяк, забегала по квартире, то и дело выкрикивая:
– Боря, как ты думаешь, что лучше надеть – фиолетовое вечернее платье или коктейльное бирюзовое?
– Все равно, мне ни то, ни другое не нравится, – отмахнулся Борис Иванович, у которого появился новый объект для изучения: молокане, торговавшие на рынке квашеной капустой[16].
– Тима, где мое жемчужное ожерелье? – переключилась Елизавета Анатольевна на сына, понимая, что от мужа толку мало.
– Мама, я не знаю, оставь меня в покое, – возмутился Тимофей, не находивший себе места с того самого момента, как Арусяк позвонила ему.
В шесть вечера профессор Борис Иванович Столяров, его жена Елизавета Анатольевна и сын Тимофей наконец увидели своих будущих родственников.
– Прошу, проходите. – Петр Мурадян поклонился и проводил гостей в комнату.
В комнате был накрыт пышный стол, посреди которого возвышался поднос с шашлыком. Шашлык был еще горячим и испускал такой аромат, что у всех собравшихся, в частности у Бориса Ивановича, потекли слюнки. И только Елизавета Анатольевна, увидев гору мяса, поджала губы и с ужасом посмотрела на мужа. Гости расселись, выпили по бокальчику вина за знакомство и завели неспешную беседу. Великие шмотницы Аннушка и Елизавета Анатольевна сразу нашли общий язык, когда Елизавета Анатольевна вдруг заметила на шее Аннушки колье от Тиффани, которое любящий муж подарил ей на пятнадцатилетие совместной жизни.
– О, у меня есть похожее, – с восхищением сказала Елизавета Анатольевна. – А каких модельеров вы предпочитаете?
Аннушка призадумалась. Она сразу поняла, что перед ней настоящая аристократка (то, что Елизавета Анатольевна просто хочет казаться таковой, осталось для матери невесты тайной). Сама Аннушка в душе так и осталась девушкой из Ахтырки, хотя муж ее стал зарабатывать приличные деньги. Как говорится, можно сколько угодно холить и кормить обычную лошадь, но она все равно не станет прекрасным арабским скакуном.
– Пожалуй, в этом сезоне мне близок Лагерфельд, – выдала она через пару минут.
– О, я с вами абсолютно согласна, абсолютно, у него потрясающая коллекция. Впрочем, Гуччи тоже был весьма недурен.
– Разделяю ваше мнение, – кивнула Аннушка. Не желая ударить в грязь лицом перед такой утонченной дамой, она стала есть шашлык при помощи вилки и ножа, аккуратно отрезая маленькие кусочки.
– Я, кстати, уже три года вегетарианка. Очень рекомендую, очень. Такая легкость появляется, – заявила Елизавета Анатольевна, с ужасом наблюдая, как ее муж уплетает мясо.
– Кто-кто она? – толкнула внучку в бок бабушка, которой Елизавета Анатольевна сразу не понравилась.
– Вегетарианка, человек, который мяса не ест, – прошептала Арусяк.
– А чего не ест? Денег не хватает, что ли? Ты же говорила, что он профессор. – Старушка недобро покосилась на Бориса Ивановича, который увлеченно рассказывал Петру о том, о чем он мог говорить сутки напролет, – о езидах.
– Есть у них деньги. Она из принципа не ест, животных любит.
– Не понимаю я такого! Есть деньги – покупай мясо, нет денег – не покупай, а так ерунда какая-то получается, – недоумевала Арусяк-старшая.
Но младшей Арусяк было не до бабки. Она сжимала под столом руку Тимофея и обещала Господу, что больше никогда в жизни не совершит ни одного дурного поступка и станет самой примерной девушкой на свете, если два семейства все же найдут общий язык и примут решение породниться.
В отличие от дочери Петр Мурадян родниться не спешил. Он внимательно изучал профессора и его жену, пытаясь понять, что они за люди и стоит ли отдавать им самое ценное, что у него есть. И только к концу третьего часа, когда Аннушка и Елизавета Анатольевна успели обсудить всех модельеров, последние светские хроники и даже кое-что совсем интимное, а Арусяк-старшая прожужжала Тимофею все уши, рассказывая о том, что ее внучка – редчайший алмаз, которому нужна соответствующая золотая оправа, Петр Мурадян кашлянул, посмотрел на дочь, встал и поднял бокал, после чего произнес такую речь, от которой некоторые собравшиеся чуть не прослезились, а другие – едва не упали в обморок.
– Дочь моя, Арусяк! – сказал Петр, взглянув на светящееся от счастья лицо дочери. – В тот светлый день, когда ты родилась, над головой моей засияло еще одно солнце. И пускай Господь не дал мне сына, но я всегда надеялся, что твой избранник станет мне сыном. Когда я привез тебя в Ереван, я всем сердцем надеялся, что ты выйдешь замуж за хорошего армянского парня и осчастливишь меня здоровыми армянскими внуками. Но как говорит твоя мать, от судьбы не убежишь. Может быть, знай я наперед, что все сложится именно так, то никогда не привез бы тебя в Ереван, но что случилось – то случилось. Если это твоя судьба – будь счастлива, дочь моя. Но если избранник твой не оправдает твоих надежд, – Петр грозно посмотрел на Тимофея, – помни, дочь моя, что у тебя есть отец, который зарежет любого, кто тебя обидит.
Закончив речь, Петр опрокинул бокал и залпом выпил его содержимое. Елизавета Анатольевна посмотрела на сына, потом на кровожадного Петра и прошептала: