Слишком уж легко на охоте несчастные случаи подстраивать.

Последний герцог Ратавер. И три его жены. Под портретами надписи.

— Алисия Елизавета. Умерла двадцати семи лет от роду.

— Луиза Валенсия. Двадцать лет.

— Амила Лавиния. Жива и по сей день.

— Но болеет часто, — поддерживает меня Том. — Думаешь, третья?

— Думаю, первая жена родила герцогу наследников. И умерла. Ты сам приглядись…

— Да уж. Разница видна.

Три женщины. Но если первая очаровательна и великолепна, то что вторая, что третья — достаточно невзрачны. Первая гордо вскидывает голову на портрете — я молода, красива, любима! Завидуйте! И даже герцогские сапфиры искрятся самодовольно и надменно.

У второй же достаточно неверящий вид. Кто бы она ни была в девичестве, к нынешнему положению еще не привыкла. Третья и вовсе серая забитая мышка.

— А кто призывал вампира?

Я пожимаю плечами.

— Том, да это дело нехитрое. Любой маг справится, если книгу дать.

— И удержит его? Чтобы он никого не убил?

— Если он будет сытым — почему нет? Призвать, предоставить пищу и предложить сделку. Вампиры питаются и любовными эманациями тоже, ему было не в тягость сделать ребенка.

— Но это же не за один раз…

— Один-два. Есть звездные карты, можно высчитать ночь, наиболее подходящую для зачатия, принять специальные отвары, да и семя вампиров активнее, чем у людей.

— Они способны к зачатию? Я думал, живой мертвец…

— Нет, Том. Ты путаешь. То, о чем ведут речь наши священные книги, — это упыри. Они и есть поднятые живые мертвецы. Вампир же — один из низших демонов. И обитает он также на другом плане, откуда его можно призвать для выполнения задачи.

— Но они могут зацепиться в нашем мире?

— Могут. Из-за неосторожности призывателя. Но если бы это случилось — герцогская семья была бы вырезана уже давно. Лет двадцать назад.

— Но зачем это нужно?

Я усмехаюсь, глядя на друга.

— Том, представь, что наш принц женился на этой гадине.

— Допустим.

— Кстати — и женится, наверное. Я же его не отговорю, а объявлять во всеуслышание о ее природе — тоже хорошего мало. Нас тут сваты да символическая охрана, а их — весь Ратавер, да и Теварр, с которым у нас дружбы отродясь не было.

— Здесь помолвка, а дома свадьба?

— Не недооценивай обаяния вампира. Хорошо, пусть они женятся. Кто помешает девушке забеременеть, а после родов сына порвать горло супругу и стать регентом при малыше?

— Никто. А Рудольф?

— Ты считаешь его преградой? Учти, это я не обаятелен, а вот Лавиния понравится народу. Она как раз… в стиле Рудольфа.

— Думаешь, кто-то рассчитал все еще двадцать лет назад?

— Зачем? Мало ли королей, герцогов, просто богачей? Вампир в семье — это гарантированное обогащение.

— И что мы можем сделать?

— Что угодно. Вплоть до того, что я женюсь на вдове своего кузена.

— Ты серьезно?

Том смотрит такими глазами…

Я фыркаю.

— Ну, дня-то на два — можно. И почему бы полудемону не воспитать четвертьвампира?

Том закатывает глаза.

— Алекс, я тебя боюсь.

— Я страшный, — охотно соглашаюсь я. — Бойся.

— Зараза ты…

Можно было бы поездить по деревням, поискать свидетелей, расспросить… но я подозреваю, что мы и так все угадали правильно. Да и времени нам на это не дают.

Все решилось раньше, чем мы думали. Осознав, что раскрыта, Лавиния переходит в наступление.

* * *

Милорд.

Прошу Вас увидеться со мной в беседке через час после фейерверка.

Нам надо обговорить нечто очень важное, касающееся наших отношений.

Л.

Записку мне приносит Том. А ему передал какой-то слуга. Я пробегаю глазами короткие строчки, презрительно фыркаю.

— Меня идиотом считают?

Том пожимает плечами:

— Полагаю, что да. И потом, девушка старалась…

Я осторожно складываю записку, как было, запечатываю, благо исходную печать почти не нарушил, осторожно обнюхиваю.

Да уж. Духами облила, своими, сладкими… Оно и к лучшему. Конечно, идти я и не собираюсь, но хорошо, что автор записки так легко вычисляем.

— Я тоже… постараюсь. Жди меня.

И выскальзываю в окно.

Самое удобное в нашей комнате — карниз и плющ. Последний так и вовсе оплетает замок от фундаментов до башен.

А по карнизу очень удобно пройти до нужного места, частично спуститься и… вот оно. Окно нужной мне комнаты.

Андрэ сейчас нет в спальне, вообще никого нет, даже слуг или стражников.

Я прицеливаюсь.

Маленький конвертик планирует прямо на кровать, благо та была недалеко от окна. Я усмехаюсь — и лезу обратно.

— Куда ты его дел?

Что бы еще мог спросить Том? Но я не стану ничего скрывать от друга.

— Переадресовал Андрэ.

— Ну да…

Там же ни имени, ни титула, письмо может относиться к кому угодно!

— А что будем делать мы?

— Заляжем в засаде заранее. Еще до фейерверка.

— Я залягу. Тебя-то должны видеть, а кто обратит внимание на меня?

— Нас будет мало. Нужен и кто-то еще…

— Зачем?

— Как независимый свидетель, Томми.

— Свидетель — чего?!

Я закатываю глаза. Иногда приятель едва соображает — но сегодня это было некстати.

— Думаешь, меня приглашают, чтобы угостить бокалом вина?

Том смотрит на меня минуты две, а потом качает головой…

— Алекс…

— Я не стану его убивать. А если он сам нарвется… я тут точно буду ни при чем.

— Это же будет война с Теварром!

— Не первая и не последняя. И что?

— И ничего, — пожимает плечами Том. — Знаешь… мне ведь тоже Рудольфа любить не за что.

Я знаю. Судьба детей казненного отца была бы незавидна. Нищета, голод, смерть… Моя мать спасла и Рика, и его семью, так что у них передо мной был долг жизни.

Впрочем, я не стану требовать его с Тома. Если друг сочтет, что должен уйти, — я отпущу его. С сожалениями, со слезой, но отпущу.

Дружба — это не ошейник или цепь, это единство. А его насильно не добьешься.