Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особый акцент она делает на том, что «женская история [в России] куда сложнее, чем в любой другой географической и геополитической точке», мол, «средиземноморская культура другая – сначала дети, потом мужчины».
Последнее заявление кажется спорным даже самому Дудю. Я же и вовсе не понимаю, на чем его собеседница основывается, делая такие утверждения – есть какие-то исследования на данную тему или что? Если же это субъективное суждение, то мне вот (тоже субъективно) кажется, что концепция «все время помогать ребенку, жить ради ребенка, отдавать себя до остатка ради благополучия ребенка» – она вообще исключительно русская (не российская даже), в то время как на западе больше принято жить ради себя, да и увлечение чайлдфри – тоже родом оттуда. Не говоря уже о том, что кроме российской и западной, в мире существует еще немало совершенно различных (в том числе и в отношении к детям и мужчинам) культур.
Ну а начет остального… Конечно, любопытно, как относится муж Солодников к такой правде от Гордеевой, но если они счастливы в браке – стало быть все в порядке. Меня же больше всего впечатляют мимика, жестикуляция и взгляд Гордеевой, когда она произносит эту речь. Какое-то искреннее недоумение, граничащее с одержимостью – делающие ее, надо сказать, в этот момент малосимпатичной. Она настолько убеждена в своей правоте, что иной взгляд кажется ей дикостью.
И вот я, собственно, тоже в этом вопросе немного одержим – только с противоположной стороны. Мне кажется дикостью концепция мужчины как приложения к ребенку. Среди современных мужчин она, кстати, пользуется популярностью: все эти отцы-молодцы, которые находят в детишках единственное счастье – я не раз уже сталкивался с этим явлением «в динамике» и видел, как корректировались уже лет через 7-10 (а то и раньше) их поведение и взгляды.
В моей концепции мира (которую я никому не навязываю) основа семьи состоит из двух человек. Ты не выбираешь родителей, ты не выбираешь детей – и в том, и в другом случае это могут быть совершенно чужие, даже чуждые тебе люди, к которым, однако, жизненная необходимость привязывает намертво (что сглаживается только маленьким возрастом – сначала твоим собственным, потом твоих детей); нет, я не говорю, что это обязательно так, но зачастую это именно так. Единственное, в чем есть шанс на действительно какое-то родство и близость (что опять-таки не гарантированно, но шанс есть) – это отношения. Когда ты выбираешь спутницу жизни, любовь, жену, можно это как угодно называть. И выбирают тебя – как близкого. Только здесь, в общем-то, выбор и возможен – по крайней мере в начале пути.
Понятно, что семья, в которой есть ребенок (дети), в которой все гармонично и все любят друг друга – это идеал, к которому нужно стремиться. Я совершенно не против такого идеала, я далеко не идейный чайлдфри, я за. Вот только вопрос, зачем в этих отношениях нужно составлять рейтинги значимости, табели о рангах, закрепляя, кто номер 1, а кто номер 2 или 3. Мне доводилось встречать женщин, которые прямым текстом говорили, что «у меня, например, на первом месте ребенок, на втором мужчина, на третьем работа», и, честно говоря, даже (сама по себе уродливая) постановка работы на первое место в таком рейтинге вызывала во мне больше симпатии. Женщина, которая намеренно акцентирует внимание мужчины на том, что «ребенок – №1, мужчина – №2» (вспоминаем Гордееву: «и ради него я буду строить или не строить свои отношения с мужчиной») вызывает во мне недоверие, а то и опасение. Я вряд ли смог бы (захотел бы) строить с такой женщиной отношения.
Конечно, можно апеллировать к природе, к устоям, к некоей естественности или правильности такой позиции, «задаче женщины на земле»; хотя, честно говоря, когда главной задачей человек – не важно женщина или мужчина – видит размножение, такая позиция не находит во мне симпатии. Но есть же и другие женщины – те, для кого ребенок является важной, но не единственной частью жизни; те, для кого мужчина так же важен, как и ребенок; те, для кого внутренне ребенок важнее, но они умеют сделать так, чтобы этого не было видно; есть и такие наконец, для кого мужчина действительно важнее. Недоуменное лицо Гордеевой отлично иллюстрирует концепцию мужчины в лучшем случае как приложения к ребенку, в худшем – вообще не имеющего никакой ценности вне контекста ребенка.
Приятно это? Нет, не приятно.
Но, собственно, я не берусь с этим спорить – может быть, они все правы, как правы (и счастливы) мужчины, осознанно выбирающие себе это условное второе место и комфортно себя ощущающие на нем. Вообще все, кто счастлив, правы. Но я бы не смог быть счастливым таким счастьем, и принести кому-нибудь такое счастье тоже бы не смог.
Воспоминания с третьей планеты: режиссер А. Рогожкин
Я снимался у режиссера Рогожкина в фильме «Третья планета» в роли мальчика из некоей аномальной зоны с небольшими сверхспособностями. На днях он умер. Не мальчик, режиссер Рогожкин; тот мальчик умер давно.
Пригласила сниматься в фильме женщина – то ли его помощница, то ли второй режиссер; ее имени-отчества я, к сожалению, не помню. Произошло это возле метро «Гостиный двор» – я и не думал, что в кино можно попасть вот так; в буквальном смысле «через метро». Пройди мы с родителями там часом раньше ли, часом позже – меня не было бы в фильме «Третья планета», а у меня – воспоминаний, связанных с тем фильмом и режиссером Рогожкиным. Потом были кинопробы, которые я никогда бы не прошел, если бы понимал, что происходит; но я и близко не верил, что буду сниматься в кино, поэтому просто делал то, о чем меня просили – что-то там читал, отвечал на вопросы, участвовал в маленьких сценках. А потом начались съемки; ну съемки и съемки, ладно.
Мне интуитивно всегда импонировал такой типаж внешности, как у Рогожкина; да что там говорить, я в раннем детстве всех усатых дядей называл папой. Но режиссер Рогожкин располагал к себе и