Казалось, Серафина заблудилась где-то в далеком прошлом; ее худые, загрубевшие от работы пальцы механически перебирали четки; она устремила невидящий взгляд поверх сариной головы. Это была минута прозрения и трудных размышлений.

— Он мог бы брать ее с собой. Вероятно, ей не хватало общества других людей. Принарядиться, надеть драгоценности в оперу или на балет, или на дружеский коктейль. Мог бы сводить ее на консультацию к… видимо, специалистов по проблемам брака тогда не было, ну, хоть к психоаналитику.

Она ведь была совсем дитя!

— Не забывайте, синьорина: это было трудное время, и ситуация постоянно ухудшалась. Кончилось тем, что война, которую давно ждали, поставила весь мир с ног на голову. Все это было так некстати! Хотя одно время нам казалось — герцог был в отъезде, — что поведение герцогини изменилось к лучшему.

Ребенок вышел из грудного возраста, и — возможно, от скуки — она стала разрешать приносить его в свои покои. Даже стала лучше относиться к няне и подолгу беседовать с этой простой, неграмотной женщиной с гор, которая потеряла свое незаконнорожденное дитя. Ах, сколько горя принесла эта дружба!

— Вы несправедливы, — вступилась Сара. — Что плохого, если одинокая молодая женщина ищет участия, нуждается в собеседнике — и наконец обретает его? И потом… Вы только что сказали, что она признала сына?

В голосе старой женщины послышались суровые нотки.

— Она обращалась с ним, как с игрушкой: то ласкала и баловала, то отсылала прочь. А что касается дружбы, то… У кормилицы был брат, один из тех опасных разбойников, которые грабили неосторожных, беззащитных людей.

Они познакомились…

— И он стал отцом Анджело? — слова вылетели раньше, чем Сара попыталась их удержать. Однако Серафина не удивилась и только бросила укоризненный взгляд на зардевшееся лицо девушки в обрамлении мокрых кудряшек.

— Да, Анджело — сын своего отца…

— И своей матери, разумеется, — парировала Сара. — Ах он, бедняга! Если кто-либо в этой истории и заслуживает жалости, кроме заблудшей герцогини, так это он, ребенком сосланный в чужие края. И даже теперь…

— Анджело сам нарывается на неприятности, синьорина. И, прошу прощения, злоупотребляет своим положением. Он пользуется великодушием герцога.

Чувствует свою безнаказанность и слишком многое себе позволяет. В Соединенных Штатах он попал в какую-то скверную историю — нет ничего удивительного в том, что его выслали из страны. Кто виноват, что он сбился с пути? Его даже не посадили в тюрьму, как остальных, дали возможность вернуться на родину свободным человеком. Умоляю вас, синьорина, будьте осторожны, не доверяйте этому человеку. А если я позволила себе так много сказать, так только потому, что у меня болит душа за другого мальчика.

Несчастное дитя, которое выросло с мыслью о том, что мать не любила его — ив конце концов оставила без малейших сожалений. Бывают шрамы на сердце, которые остаются на всю жизнь, даже если мальчики становятся взрослыми мужчинами, рано научившимися скрывать свои чувства.

Сару с детских лет приучили рационально мыслить, внушили, что и чувства следует беспристрастно анализировать, словно точки и палочки под микроскопом. Рассматривать явления в развитии. До сих пор это удавалось. Вот и сегодня с Серафиной… Однако что за странный день!.. Хорошо уже и то, что ей удалось ответить откровенностью на откровенность. Хотя, как Сара ни напрягала воображение, ей было трудно представить Марко маленьким ребенком.

— Прошу вас, Серафина, попробуйте трезво взглянуть на вещи! — Вода остыла, и Сара поспешила выбраться из ванны. Серафина подала ей мохнатое полотенце. Взгляд девушки упал на собственное отражение в зеркале, и она решительно отвернулась.

— Я бесконечно ценю ваше доверие, но… Нужно видеть разницу! Я не жена ему — это во-первых. Вы сами знаете, что я такое, во что он превратил меня.

Хотя я сама виновата, что допустила это. Не хочу никого винить. Мне следовало… — Сара закусила нижнюю губу и стала ожесточенно растирать себя полотенцем. Потом продолжила, слегка понизив голос:

— Вы не можете не понимать, что мне необходимо бежать отсюда. Мое положение сделалось невыносимым. Я не позволю обращаться с собой, как с какой-то игрушкой. А Марко говорит, что не отпустит меня, пока вдоволь не наиграется. Ради всего святого, как можно проводить параллель между мной и его матерью, бросившей собственное дитя? Я не питаю никаких чувств к Анджело, но если он единственный, кто способен помочь мне вернуть свободу и человеческое достоинство, я… воспользуюсь его услугами.

Серафина заломила руки.

— Но, пожалуйста, синьорина! Конечно, у герцога много недостатков — у кого их нет? Он человек крутого нрава, ему рано пришлось повзрослеть задолго до того, как он вырос. Но поверьте… Клянусь Матерью Пре святой Богородицей, я еще не видела его таким! — Серафина волновалась, как никогда прежде; заметив, что Сара собирается возразить, она нетерпеливо отмахнулась.

— Он никогда не привозил женщин во дворец. И у него ничего нельзя было прочесть на лице: ни радости, ни гнева. Он не питал привязанности к дому, никогда подолгу не гостил. Однако с тех пор, как здесь появились вы, его словно подменили. Теперь это просто клубок эмоций. Он часто злится — да так, что лакей, который служит больше пятнадцати лет, только качает головой и не может поверить собственным глазам. Герцог забросил бизнес, а ведь он всегда придавал ему большое значение. В прошлые приезды только и занимался делами.

А теперь ему ничего не нужно, кроме вас. Да, синьорина! Не уходите — даже если между вами вспыхнет ссора. Люди ссорятся, только если неравнодушны друг к другу. Разве не так?

Господи! Как перенести этот внезапно обрушившийся на нее шквал слов и мыслей? Девушка вздохнула. Серафина протянула ей халат.

— Спасибо, — автоматически поблагодарила Сара. Ее терзали противоречивые мысли, и не хотелось разбираться в них под пристальным, хотя и доброжелательным оком Серафины.

— Принести синьорине чего-нибудь прохладительного? Минеральной воды или белого вина? А потом хорошо бы вам отдохнуть. Я прослежу, чтобы вас не беспокоили, и доставлю обед прямо в комнату. Все, что пожелаете.

То ли из вредности, то ли пытаясь скрыть свои истинные чувства, Сара не без лукавства спросила:

— А если мне ничего не нужно, кроме свободы? Ну хоть чуть-чуть прокатиться верхом на лошади. Или для разнообразия пообедать не здесь, а в столовой. Как насчет этого? Он оставил вам какие-нибудь инструкции, прежде чем улететь?

Инстинкт самозащиты требовал, чтобы она избежала праведного гнева.

Предмет их разговора был не кем иным, как опасным, бессовестным тираном наплевать, что у него было трудное детство! Для его жестокого обращения с ней нет оправданий — даже если сделать скидку на то, что он принимает ее за другую! Такова ее позиция, и она с нее не сойдет!