Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то раз Святослав Перунович обкурился исконно русской конопли, и показалось ему, что Панночка зевнула, когда он в очередной раз рассказывал жёнам и детишкам про борьбу великих славян с проклятыми евреями. Тогда он взял деревянную палку, раздел Оксану догола, избил до крови и вывел во двор на мороз. К утру девушка окоченела настолько, что едва походила на живую. Её возлюбленный был доволен «приобретённой кротостью» и лечить от обморожения её не собирался.
После этого случая Оксана поняла, что так больше продолжаться не может, и всё же решила уйти, но сил и здоровья на побег уже не осталось. Горько плакала Панночка, просила отпустить её, но вместо этого Святослав Перунович просто бросил девушку в погреб. И в погребе Оксана вновь попыталась начать колдовать. Не с первой попытки у неё получилось, нет. Шептала она свои заклинания, пока тело её не начало меняться, превращаясь в тело чудовища.
Когда Святослав Перунович вошёл в погреб, чтобы вновь прочитать Панночке нотацию, тут-то для него всё и закончилось. Девушка высунула свой демонический язык, обвила шею «возлюбленного» да и придушила его.
Кое-как выбралась она в дом. А перед ней её сёстры по замужеству да детки их оказались. И понимала Панночка, что нужно от свидетелей избавиться, да не смогла. Вышла она на улицу, свистнула, призвала свой гроб, вскочила в него, да и исчезла.
Семья её бывшая неоднократно пыталась рассказать, что произошло в ту ночь, да никто им не верил. Ведь каких небылиц они людям до этого не рассказывали…
*
После этого случая Оксана вернулась к Непримиримым. Она пыталась найти себе мужчину из смертных, да всё без толку. Как только дело доходило до близости, она дёргалась и боялась, что её начнут избивать. Девушка постоянно чувствовала себя виноватой.
Проработать эти чувства ей помогала Каренина. Панночку тянуло к мужчинам, но она всё равно дико боялась их. В конечном итоге она решила для себя, что вернётся к попытке возродить Вия, ведь он, как ей казалось, должен был любить её такой, какой она была.
Конец интерлюдии
Оксана достала карты, перетасовала их и выложила на полу. Она задавала вопрос, стоит ли ей мстить за смерть Анны. Перед ней была пустая чёрная карта.
***
Онегин заявился в квартиру Марго, где уже вовсю хозяйничал Чацкий, в не самом дружелюбном расположении духа, чем вызвал у Саши и Муму много вопросов, отвечать на которые сам не желал. Тогда Малыш не нашёл ничего лучше, чем применить на Онегине свои способности и дать приказ рассказать о том, что его гложет. Евгений, хоть и был в бешенстве, но не смог ослушаться приказа, выложив парню и собаке всё, что произошло с ним за последнюю неделю.
– Мэл твою подлечим, – успокоила Евгения Муму и добавила с подозрением: – Кирсанов в последнее время странный стал. План какой-то чую я.
– Вообще, конечно, это жесть какие злые нынче подростки пошли, – резюмировал Чацкий. – Я предлагаю сходить в ментовку и там того-этого, чтобы этих малолеток посадили.
– Нет! – отрезал Онегин. – Я сам разберусь.
Он понимал, что должен поговорить о случившемся с Виолеттой, но подозревал, что она просто не захочет с ним разговаривать.
– Нет! – возразил Чацкий. – Мы сейчас собираемся и идём к Мэл. Я это просто так не оставлю! Ненавижу, когда общество пытается кого-то травить.
– Этого боялась я, – вздохнула Муму.
Что до Мэл, у Онегина также не было уверенности, что она захочет с ним разговаривать. Но в случае с ней Евгений решил, что Чацкий со своим гипнозом будет подходящим парламентёром между ними.
***
На следующий день Онегин, Чацкий и Муму стояли на пороге квартиры Маши. Их встретила её мама. Сразу с порога Чацкий с видом опытного джедая попросил пропустить их в квартиру и пойти отдохнуть. Женщина покорно кивнула и подчинилась.
Мэл сидела на кровати и смотрела аниме, когда друзья вошли в её комнату. Заметив Чацкого, девушка поняла, что просто так выгнать компанию не получится.
– Что тебе нужно? – зло спросила она Онегина. – Почему ты не со своей драгоценной невестой, а?
– Мы расстались, – сухо сказал Онегин.
– А почему так вышло, что она после этого решила разобраться со мной? – спросила Мэл, громко захлопывая ноутбук.
– Я, возможно… она… она что-то недопоняла, – отводя глаза, пробормотал Онегин.
Мэл кивнула.
– Недопоняла, значит. Хорошо, – подбирая каждое слово и стараясь не сорваться, медленно проговорила Мэл.
Понимая, что сейчас начнётся скандал, в разговор встрял Чацкий:
– Мэл, успокойся, говори спокойно, – скомандовал он.
– Ах ты сука, – безэмоциональным голосом ответила девушка, но злиться уже не могла.
– Прости, Мэл, – извинился Саша. – Но тебе не следует нервничать.
– Не следует… – хмыкнула девушка и посмотрела на Малыша в упор: – Ты хоть знаешь, что они со мной делали?
Чацкий отвёл глаза.
– Я мог бы попробовать заблокировать тебе эти воспоминания, – неуверенно предложил Саша.
– Ю-туб заблокируй. Вконтакте, телегу… где там ещё разошёлся её стрим… – горько сказала Мэл.
– Это невыполнимо. Но способ есть. Помочь, – вклинилась Муму. – Женя может. Он не поверить может. И всё пропадёт.
Мэл поднялась с кровати.
– Базаров правда так может? – недоверчиво посмотрела она на собачку.
– На могиле Тургенева силы больше будет. Попробовать стоит, – отозвалась Муму.
– Когда он может это сделать? – жадно спросила девочка.
– Вернётся скоро и как только, так сделает. Они почти нашли камень. Как написали.
Мэл побарабанила пальцами по спинке кровати. Затем посмотрела на Евгения. Всё, что он сейчас испытывал, это печаль и стыд. Лицо Мэл было полностью заплывшим, с опухшими губами и глазами. Всё в кровоподтеках. И это была его вина.
– Да, Женя. Смотрю, за двести лет расставаться с бабами ты так и не научился, – с невесёлой иронией заметила Мэл.
– Мне жаль, – сказал Онегин, потупив взгляд.
– А мне-то как жаль своё лицо… Это что же нужно было ей сказать, чтобы она так решила мстить и мстить мне?
– Какая разница… – пробормотал Онегин. – Я не ожидал от неё такого…
– А я, конечно, ожидала, – рассмеялась Мэл. – Нет, когда она стала меньше со мной общаться, я могла заподозрить обиду. Но вот… вот… что она меня продаст…
Мэл всхлипнула. Она понимала, что сейчас расплачется. Девочка посмотрела на Чацкого, и тот без слов всё понял.
– Мэл, успокойся, не нужно плакать. Расскажи всё.
– Отличная штука, – кивнула девочка, – тебе бы в психологи: лечишь от депрессии лучше любых таблеток. – Голос Мэл сочился сарказмом. – Эта шкура сказала, что это Виолетта попросила меня