Шрифт:
Интервал:
Закладка:
◆
Фильмы Джексона в том виде, в котором они были сняты, отредактированы и вышли на экраны, по-прежнему остаются выдающимся достижением. В «Кольцах» режиссер делает характерный акцент на материальной культуре, на физической текстуре мизансцены. Места и обстановка осязаемы, оружие и броня весомы и были выкованы в специальной мастерской. Некоторые предметы, например нагрудник Теодена, внутри имеют гравировку, чтобы вдохновлять актеров. Вигго Мортенсен любил скакать в своем костюме вне съемочной площадки и, по слухам, не расставался с мечом Андурилем даже ночью и лично сыграл во многих схватках, из-за чего сломал передний зуб.
В Wētā хотели, чтобы фильмы воспринимались зрителями как «исторические, а не фэнтезийные», поэтому внимание к деталям коснулось не только разбросанных в покоях Сарумана предметов и точности эльфийских шрифтов и рун, но и анатомии крылатой твари — крылья ей сделали достаточно большими, чтобы они действительно могли бы удерживать в воздухе само чудовище и облаченного в броню предводителя назгулов. Поразительно, что отдельно изготовили стрелы для эльфов Лотлориэна. Они более совершенны и точны, чем примитивные стрелы других видов, населяющих Средиземье, и благодаря оперению из гусиных или лебяжьих перьев вращаются в полете по спирали. Для съемок было изготовлено более десяти тысяч таких стрел и пятисот луков. Некоторые предметы реквизита делали в нескольких вариантах, чтобы они «играли» различным образом и с различных перспектив. Стоит отметить более тридцати Колец Всевластья разного веса и размера для всевозможных ситуаций и, конечно, одно до блеска отполированное, в котором отразилась ссора на Совете Элронда. Может быть, эти материальные детали почти не заметны, но они присутствуют.
Кинокритик Боб Рехак отмечает, что «ни разу актерская игра» в этих фильмах «не осталась без влияния визуальных или практических спецэффектов». К ним относится форсированная перспектива, дублирование элементов обстановки и реквизита в разном масштабе, хромакей, привлечение дублеров — как цифровых, повторяющих движения актера, так и живых с цифровой подстановкой лица. Была применена анимация с захватом движения и компьютерная графика — прежде всего это касается Голлума. Примечательно, что Джексон отдал долг умершему в 2013 году первопроходцу кукольной мультипликации. «„Властелин колец“, — признался он, — это мое кино Рэя Харрихаузена. Я всю жизнь любил его чудесные картины и умение рассказывать истории, и без них этот фильм никогда не был бы снят — по крайней мере, не был бы снят мной».
В Средиземье Джексона почти не осталось элементов, не оживленных новейшими средствами компьютерной графики и более традиционными эффектами, такими как парики и протезы. В случае Гримы Змеиного Языка была добавлена даже искусственная перхоть из картофельных хлопьев.
По словам кинокритика Марка Лангера, все перечисленное складывается в «конец истории анимации»: «Рухнули границы между анимацией и живой игрой… исчезла грань, отделяющая имитацию и реальность, грань между нематериальным и материальным миром». Он же говорит о том, что в сфере культуры «постоянно ширится тревога по поводу того, что теперь невозможно отыскать различия между отображением реальных событий и их имитацией».
Эти несоответствия, столь характерные для толкиновского романа, особенно очевидны в случае любимца публики Голлума-Смеагола, потрясающе сыгранного Энди Серкисом. Хотя роль уходит корнями в мультфильм Ральфа Бакши, в исполнение Питера Вудторпа на радио и при озвучивании, в аудиокнигу Роба Инглиса и изображение раздвоения психики самим писателем — а того, в свою очередь, вдохновили наблюдения за перенесшими контузию пациентами во время лечения в военном госпитале, — игра Серкиса тем не менее стала революционной[102]. Для этой поразительно сложной роли Джексон и его команда соединили живую актерскую игру на тридцатипятимиллиметровой пленке с технологией захвата движения, переозвучиванием оригинальных диалогов и анимацией. В результате, как говорит Боб Рехак, Голлум «дает нам средство для деконструкции общепринятого представления об актерской игре и подлинности, а значит — о том, как сами фильмы преподносят нам мир». Иначе говоря, эта роль разрывает оковы кинематографа и выходит в новое пространство фантазии. Закономерно, что это делает Голлум, герой, неподвластный самому Толкину. Он как шекспировский Меркуцио, если не считать того, что писатель подозревал, что ему еще предстоит стать одним из ключевых персонажей в истории Средиземья, и поэтому милостиво пощадил в «Хоббите». Бильбо не зарезал его, хотя легко мог бы это сделать — не будем забывать, что он без особых раздумий убивает пауков и даже швыряет камни в птиц. Есть ощущение, что вместе с Голлумом меняется мир. Он начинает воплощать экспериментальный характер произведений Толкина: Сэм размышляет, будет ли Голлум героем или злодеем сказания, а затем прямо спрашивает его об этом — хотя Голлум к тому времени исчезает. Ребенок, читающий второе издание «Хоббита», улавливает, что здесь что-то затевается, и то же самое было с Толкином в процессе работы, пусть ему и потребовалось несколько лет, чтобы разобраться в созданном им персонаже.
◆
В творческом рвении Джексон всесторонне модернизирует фотоперекладку Ральфа Бакши, а также воспроизводит его смесь жанров (и ослепительный синтез источников и стилей у самого Толкина) — говоря словами Боба Рехака, это «хаос заимствований, переносов, замен и подражаний». Джексон в какой-то момент стал большим Толкином, чем сам Толкин.
В книге Арагорн декламирует хоббитам историю Лутиэн в собственном переводе с эльфийского. В фильме же Джексон перевел часть этого предания «обратно» — воссоздал несуществующий оригинал, и Арагорн у него декламирует слова, понятные Фродо, но не зрителям: Tinúviel elvanui[103].
Как и Толкин, Джексон придумал роли-камео: он сам играет, например, одного из умбарских пиратов, а иллюстратор и художественный директор Алан Ли — одного из Девяти смертных в прологе. В фильме есть орк, которого демонстративно сделали похожим на Харви Вайнштейна,