Речь деда все ускорялась, а изо рта полетели брызги слюны. Полупартизаны сразу как-то заскучали и отодвинулись, а рассказчик все больше возбуждался:

— Пролетку лаком покрою и тонкие золотые полосочки наведу, чтоб в узор свивались, я такую в Сараево видел, когда молодым был. Шины обязательно резиновые, фонари золоченые по бокам, кучер, сиденье красной кожи, на пружинах и конском волосе. Полость, как же без полости, а то ноги мерзнуть будут.

Пораженный такой детализацией, я заслушался.

— И чтобы кучер старательный, — бормотал и бормотал дед все менее разборчиво, — чтоб лошади чищены, копыта смазаны, гривы расчесаны. Сбруя новая, недоуздок с кисточками расшитый. Кисточки желтые, к золотым полоскам. Кнут… кнут человеку нужен, а конь хороший и без кнута хорош, если умеешь с ним управляться…

Взгляд его все больше затуманивался и вскоре он бубнил под нос, не обращая внимания, что лишился последнего слушателя.

— Ну как? — с трудом изобразил усмешку избитый.

Я только пожал плечами.

— Он тут дольше всех нас, свихнулся. Гайдуком себя считает, да про коней рассказывает. А сам обычный пастух.

— А ты кто?

— Не твоего ума дело.

— Ну ладно, а что дальше-то будет?

— Итальянцы расстреляют, — равнодушно ответил парень.

— Откуда итальянцы, если это четники?

— Оттуда. Ты что такой дикий, ничего не знаешь?

— Ну так я по горам один гулял.

Расклад оказался прост: четники вовсю искали сотрудничества с немцами, а договариваться получалось с итальянцами. Например, «потомки римлян» объявляли награду за голову того или иного человека, но сами предпочитали не лазать по горам, а сидеть в более комфортных условиях. Четники ловили указанных и помещали в такие вот тюрьмы, после чего сообщали вниз, в города. Итальянцы направляли роту-другую в «карательную экспедицию», изображали атаку тюрьмы, а четники изображали оборону — делали два-три выстрела. Типа они не при чем и вовсе не собирались отдавать арестованных оккупантам, просто так неудачно вышло. Ну а макаронники уже без сантиментов расстреливали захваченных.

Нас прервал лязг замка и скрип двери — на прогулку!

Господи, как хорошо, что есть чистый воздух!

Вместо кривых стен я видел густой лес на горах и клочковатые облака на небе. После густых испарений в подвале, казалось, я чуял прелую листву, мокрый лес, даже запах первого ледка на лужах… Я дышал полной грудью, про запас, и понемногу переключался с лирики на более приземленные вещи — один часовой с винтовкой за спиной у ворот, второй ходит по галерее-трему, тоже с винтовкой.

Медленно переставляя ноги, обошел двор по кругу, искоса разглядывая стену. Нет, нигде не перескочишь, проволока натянута густо. Можно внезапно вырубить того, кто на воротах, но пока нашарю ключи и отопру, спохватится тот, что наверху. Дождаться, когда четник у ворот отвернется и забежать на трем — лестница скрипучая, услышит… Обошел еще раз, промерял двор шагами.

— За водой! — на галерее появился начальник, единственный из четников с кокардой и одетый в подобие формы.

Трое доходяг тут же выстроились у дверцы внизу, им выдали кувшины, ворота открылись и в распахнутых створках я увидел и переулочек, и угол следующего дома…

А это шанс. Но не сейчас — часовой на треме перехватил винтовку на руку, да и начальник буравит нас тяжелым взглядом. Минут через десять, когда трое с кувшинами вернулись, я понял, почему их отпускали без конвоя — колодец практически за стеной, с трема видно и подстрелить можно, да и арестанты ослабевшие, ели ноги волочат.

И я скоро буду таким же — на ужин выдали несколько ложек каши и ту самую воду. Если и завтрак такой же, то бежать надо прямо завтра, иначе я никогда не увижу ребят. И Альбину.

Мой печальный взгляд заметил старик, полез куда-то за пазуху и вынул несколько засохших корок:

— Эй, младич, не тоскуй, на, возьми! У голодного забот вдвое, а сытому жить веселей!

Я принял сухари, подивившись тому, откуда они взялись, неужели тут принимают передачи? Да черт с ними, главное, у меня есть с чем податься в бега.

Насекомые дорвались до нового тела и кусали немилосердно, засыпал я долго, все чесалось, но все-таки заснул. Завтрак оказался ничуть не лучше ужина и теперь оставалось ждать прогулки и похода за водой.

Все повторилось, как вчера — двое с итальянскими «каркано», кувшины, скрип ворот, подозрительный прищур старшего. Только я воспользовался тем, что часовые неотрывно глядят вслед водоношам и метнул мелкий камешек в затылок одного из товарищей по несчастью.

Он обернулся и кинулся на ближайшего к нему сидельца, вскипела ссора, мгновенно переросшая в драку. Старший и часовой с трема кинулись вниз, разнимать, к ним было дернулся стоявший у ворот, но тут же отвернулся следить за ушедшими к колодцу.

Внимательный, сука.

А самый внимательный суслик, как известно, получает бампером по затылку. Рванул я с места, разогнался, подпрыгнул и со всей дури пнул часового двумя ногами. Он улетел вперед, с лязгом выронив винтовку и пропахав мордой каменистую дорогу только для того, чтобы следующим прыжком я приземлился ему на спину всем весом. Под ногами подозрительно хрустнуло, но за спиной уже заорал старший. Чертыхнувшись, что не успеваю подхватить винтовку, я помчался за угол.

Сзади бахнуло, раздался крик — надеюсь, арестанты не упустили момент напасть на охрану. Еще несколько широких шагов и я запрыгнул на сваленные у каменной изгороди бревна, оттолкнулся и рыбкой перелетел забор, успев почувствовать, как от толчка рассыпалась опора.

Теперь давай бог ноги!

Над головой засвистели пули, но я уже добежал до гребня пологого склона, перевалил его и помчался вниз, к речке или ручью. Сзади орали четники, впереди меня ждал обрывистый берег, поросший колючей акацией и я лосем проломился насквозь, едва не свернув себу ногу, приземлившись на камни.

Огляделся — отличный обрыв, с растущим вязом, промоина под корнями… Они ждут, что я побегу дальше, через ручей, значит, надо их удивить. Перескочил ручей, натоптал на том берегу и по камням метнулся обратно.

Прихватил ту самую каменюку, на которую пришла нога и полез в промоину.

Перед глазами плыло от напряжения. Сердце бухало так, что его вполне могли услышать наверху.

— Здесь спустился! — раздалось прямо над головой. — Ветки сломаны!

— Вон следы на том берегу!

— Давай за ним!

Спокойствие, только спокойствие. Я забился как можно глубже и заставлял себя не смотреть на преследователей, чтобы они не почуяли взгляда и не обернулись. Черная пелена