Так у Никиты появилась возможность подолгу разговаривать с обеими бабушками Агаты. И это доставляло ему большое удовольствие, потому что иногда в разговорах всплывало имя их внучки, звучавшее для него, как тихая ласка и надежда на то, что жизнь не закончена. Никита не знал, почему это было так, но при звуках её имени у него всегда улучшалось настроение, и даже непроизвольная улыбка появлялась на лице.

Бабушки Агаты, кажется, поняли, что он развёлся, хотя никаких вопросов деликатно не задавали. Сколько Никита их знал, они всегда были такими: очень чуткими, добрыми и деликатными. И всегда очень нравились ему, а теперь, часто общаясь с ними, он и вовсе чувствовал к обеим что-то похожее на нежность и привязанность.

Из разговоров с соседками он понял, что мама, переживая его неудавшуюся личную жизнь, все два года, прошедшие с развода Никиты, старательно избегала этой темы в беседах. Сам же Никита относился к этому спокойно, понимая, что сделал ошибку и теперь своим одиночеством расплачивается за неё и не собираясь ничего скрывать. Но ни на какие вопросы отвечать и не пришлось: бабушки Агаты в душу к нему не лезли, зато с удовольствием рассказывали о внучке, её успехах в институте и на работе, при этом ни словом не упоминая о муже.

Сначала Никите это не казалось странным, но потом он понял, что, видимо, Агата несчастлива с мужем, а её бабушки догадываются об этом, переживают и не знают, как себя вести. Неожиданно для себя он от этого открытия испытал не радость, а острую горечь. Никита не мог даже представить, что Агата, их с Митей Агата, трогательная добрая девочка, пусть и ставшая уже взрослой, может быть несчастливой. Как? Он вспоминал её улыбку, смех, их детские игры, долгие прогулки и её тонкую фигурку, летящую на огромном велосипеде далеко впереди. Неужели в жизни этой девочки, которую он помнил и любил, тоже могут быть беды и несчастья? Это казалось ему настолько несправедливым, что теперь он постоянно думал об Агате и не понимал, как и чем может помочь ей. Да и примет ли она его помощь?

Никита представлял себе их встречу и не знал, как вести себя. Раньше улыбнулся бы, пошутил о чём-то незначащем и разговор потёк бы сам с собой. С Агатой ему всегда было очень легко, гораздо легче, чем с Ликой, Кетеван или любой другой знакомой девушкой. Но тогда между ними не было смерти Мити, неудавшихся браков и долгих лет друг без друга. Раньше они расставались осенью, зная, что весной встретятся вновь. А теперь не виделись так давно. И Никита вновь и вновь думал о том, как и что он скажет Агате, когда они встретятся.

Всё получилось неожиданно.

Когда он расстался с Ликой, родители, желая подбодрить сына и зная его любовь к машинам, предложили ему поменять старенькую, на его собственные деньги купленную «шестёрку» на что-нибудь получше. Они как раз ездили к родным в Могилёв, и там Никита познакомился с ребятами, гонявшими из Польши вполне приличные иномарки. Так у него появилась его хоть и далеко не новая, но всё ещё крепкая и красивая «немка». Её он любил так сильно, как мог только взрослый мальчишка любить автомобиль, о котором в детстве даже не мечтал, потому что знал, что это несбыточно. Недостающие деньги Никита согласился взять у родителей только в долг, теперь уже расплатился и чувствовал себя полноправным хозяином, каждую свободную минуту в своём напряжённом графике стараясь уделить любимице.

Вот и сейчас, застеклив одну сторону нового парника, он с удовольствием мыл и пылесосил салон машины, когда вдруг уловил какие-то звуки. Сначала он не обратил на них внимания: играла музыка и истошно вопил старый пылесос, собиравшийся на днях отмечать свой полувековой юбилей. Но, вынырнув из салона, чтобы сполоснуть тряпку, он вдруг с изумлением увидел Агату. Она стояла за забором, держась руками за штакетник, и улыбалась ему. Поняв, что он заметил её, Агата сказала:

— Ку-ку!

Это прозвучало так по-детски, смешно и искренне, что у Никиты бешено заколотилось сердце. Он вытер руки, отбросил на капот тряпку, быстро шагнул к воротам и распахнул их. Агата шагнула вперёд и, стесняясь и пряча глаза, попросила:

— Ты прости, пожалуйста, что я отвлекаю тебя. Но мне очень нужно кое-что спросить.

— Да, конечно, — ответил Никита и не узнал своего голоса. Куда только делась та лёгкость, с которой они всегда общались?

— Мне очень нужно знать, где похоронен Митя, — с трудом произнесла Агата, голос её дрожал. — А тётю Лиду я не могу спросить. Вот просто не могу — и всё. Ты случайно не знаешь?

— Я знаю, — кивнул Никита.

— Сейчас я сбегаю за ручкой и бумагой… — дёрнулась, чтобы помчаться куда-то Агата, но Никита, сам не ожидая от себя этого, удержал её за руку.

— Я не смогу тебе объяснить, где могила. Кладбище огромное, ты не найдёшь. Но я тебя туда отвезу. Когда ты можешь?

— Да почти в любой день. — В голосе Агаты ему послышалась растерянность и что-то ещё, определение чему он дать не смог. — У меня сейчас каникулы, а на работе отпуск.

— Тогда давай во вторник. У меня на работе испытания, в понедельник я дежурю ночью. А во вторник будет выходной.

— Спасибо, — так нежно поблагодарила его Агата, что Никита не выдержал и посмотрел на неё. До этого он почему-то всё никак не мог сделать этого и смотрел поверх её головы вдаль. Делать это было несложно: она по-прежнему была гораздо ниже его, как когда-то в детстве. На голову точно. Но теперь он опустил глаза и встретился с её взглядом.

Агата почти не изменилась и одновременно очень изменилась. Лицо её всё ещё было очень юным и нежным. Но взгляд… Никите стало нестерпимо больно от грусти в этих глазах. Он с трудом удержался от того, чтобы не шагнуть к Агате и не прижать её к себе. Вместо этого он сунул руки в карманы и сказал:

— Не за что, Агат. Я тоже собирался к Мите. Ты дай мне свой телефон, и я позвоню тебе, когда освобожусь.

— Куда мне подъехать? — спросила Агата.

— Давай лучше я за тобой заеду на машине.

— А разве тебе удобно? — удивилась она.

— Удобно. Мне удобно.

— Ну если так… — с сомнением протянула Агата, а он, не веря тому, что меньше, чем через неделю, заедет за ней, и несколько часов они проведут вместе, нырнул в салон, достал из барсетки блокнот, ручку и приготовился записывать.

Агата продиктовала ему семь цифр, и Никита понял, что это телефон её родителей, который он помнил с того дня, когда искал Агату, чтобы сообщить о гибели Мити. Неужели?..

— Я позвоню, — твёрдо пообещал он, ненавидя себя за то, что радуется её возможному расставанию с мужем.

— Спасибо, — снова поблагодарила Агата.

Они всё обсудили, и можно было расходиться. Но Никита не мог отпустить её вот так и спросил первое, что пришло в голову:

— А ты когда приехала?

И она ответила, подробно и обстоятельно, словно тоже не хотела заканчивать их разговор. Неожиданно Никита поймал себя на том, что ему опять стало легко с Агатой. За её спиной показалась гостившая у них тётя, старшая сестра мамы. Она раскрыла было рот, чтобы сказать ему что-то, но увидела Агату и с не свойственной ей обычно быстротой юркнула за дом. Через минуту из-за угла выглянула мама, многозначительно улыбнулась и тоже исчезла. Последним информация, видимо, дошла до отца. Он сделал вид, что ему срочно что-то понадобилось у калитки, с озабоченным лицом быстро прошёл туда, выглянул на улицу, вернулся к дому и больше не появлялся. Эти движения не укрылись от взгляда Никиты. Он усмехнулся и глянул на Агату: не заметила ли? Но она ничего не видела и продолжала рассказывать ему о чём-то. В тот момент он, конечно, всё слышал и понимал. Но вечером, лёжа в постели, не смог вспомнить почти ничего. Зато перед его глазами стояло лицо Агаты, а в ушах звучали слова отца, которые тот произнёс, когда они вдвоём ехали домой, оставив маму и тётю на даче: