Надиры прорвались справа, отбросив Оррина и «Карнак» со стены на траву. Новые силы захватчиков хлынули в брешь. Друсс первым увидел опасность и взревел, предупреждая остальных. Срубив двух воинов, он бросился заслонить брешь своим телом. Хогун рванулся за ним, но ему загородили дорогу.

Трое молодых кулов из «Карнака» сомкнулись вокруг старика, рубившего направо и налево, но их вскоре окружили. Оррин – без шлема, с расколотым щитом – стойко оборонялся с остатками своей полусотни. Отразив широкий замах бородатого кочевника, он обратным ударом проткнул врагу живот. Потом он увидел Друсса – и понял, что только чудо может спасти старика.

– Ко мне, «Карнак»! – вскричал он, бросаясь в свалку.

За ним ринулись Бреган, Джилад и еще двадцать человек, а следом бар Британ со своими носильщиками. Сербитар с половиной Тридцати пробивался к ним вдоль стены.

Последний из молодых соратников Друсса пал с расколотым черепом, и старик остался в тесном кольце надиров один. Нырнув под взвившийся над ним меч, он сгреб надира за кафтан и ударил головой в нос. Чей-то меч рассек Друссу руку у плеча, другой разрезал кожаный колет над бедром. Прикрываясь оглушенным надиром как щитом, Друсс стал отступать к стене, но кто-то рубанул раненого топором и вышиб его из рук Друсса. Спасения не было – Друсс оттолкнулся от стены и нырнул в гущу надиров. Несколько человек рухнули под его тяжестью вместе с ним. Друсс потерял Снагу, схватил за горло ближайшего надира, сломал ему шею, прикрылся трупом и стал ждать неминуемого смертельного удара. Вот тело вышибли из рук – Друсс ухватился за чью-то ногу и повалил того, кому она принадлежала.

– Эй, Друсс! Это я, Хогун.

Друсс перевернулся и увидел Снагу в нескольких ярдах от себя. Он встал и схватил топор.

– Еще бы немного… – сказал ган Легиона.

– Да. Спасибо тебе! Молодец!

– И рад бы согласиться, но это заслуга Оррина и «Карнака». Они пробились к тебе – уж не знаю как.

Начал накрапывать дождь, и Друсс с радостью обратил лицо к небесам, закрыв глаза и открыв рот.

– Опять они лезут! – завопил кто-то. Друсс и Хогун взошли на стену, почти ничего не видя из-за дождя.

Сербитар увел Тридцать со стены, и они молча шагали к Музифу.

– Куда их черт несет? – изумился Хогун.

– Некогда гадать, – рявкнул Друсс и тихо выругался: снова разболелось плечо.

Надиры ринулись на приступ. Но тут грянул гром, и в гуще их рядов сверкнуло пламя. Все смешалось, штурм захлебнулся.

– Что это? – спросил Друсс.

– В них ударила молния. – Хогун снял шлем и отстегнул панцирь. – А могла ударить и сюда – из-за этого проклятого железа.

Вдали пропела труба, и надиры отступили к своим шатрам. Посреди долины образовалась громадная дыра, окруженная обугленными телами. Из ямы шел дым.

Друсс обернулся и увидел, как Тридцать проходят в калитку Музифа.

– Они знали, – произнес он тихо. – Что ж это за люди такие?

– Не знаю. Дерутся они как черти – и в настоящий миг это все, что меня заботит.

– Они знали, – повторил Друсс, качая головой.

– Ну и что?

– Много ли еще им известно?

– Ты предсказываешь судьбу? – спросил Антахейма воин, сидевший рядом с ним под полотняным навесом. Там же приютились еще пятеро солдат из «Огня». Дождь стучал по холсту и стекал на камни. Сверху навес был пришпилен к стене, а внизу держался на двух копьях. Воины жались друг к другу. Кул Рабил увидел, что Антахейм идет один под дождем, и позвал его, несмотря на уговоры товарищей. Под навесом сразу сделалось неуютно.

– Так как – предсказываешь или нет?

– Нет, – улыбнулся Антахейм, снимая шлем и развязывая свои длинные волосы. – Я не маг. Я такой же, как и все вы, – просто прошел особую школу.

– Но ты умеешь говорить без слов, – сказал другой. – Это против естества.

– Для меня это естественно.

– А в будущее заглянуть можешь? – спросил тощий солдатик, сотворив под плащом знак Хранящего Рога.

– Будущих много. Некоторые из них я вижу, но не знаю, какое именно осуществится.

– Как можно, чтобы будущих было много? – удивился Рабил.

– Это не так просто объяснить, но я попытаюсь. Завтра некий лучник пустит стрелу. Если ветра не будет, она попадет в одного человека, если ветер поднимется – в другого. Стало быть, будущее каждого из них зависит от ветра. Я не могу предсказать, как будет дуть ветер, ибо это зависит от многих вещей. Я заглядываю в завтрашний день и говорю, что погибнут оба, – в то время как падет только один.

– Какой же тогда прок от твоих способностей? – спросил Рабил.

– Превосходный вопрос – я сам себе его задаю уже много лет.

– А мы умрем завтра? – спросил другой.

– Откуда мне знать? Впрочем, все мы умрем рано или поздно. Жизнь дается нам в дар не навсегда.

– Ты говоришь «дар», – сказал Рабил, – значит, есть и даритель?

– Есть.

– Которому же из богов ты поклоняешься?

– Мы поклоняемся Истоку всего сущего. Что ты чувствуешь после сегодняшнего боя?

– В каком смысле? – Рабил закутался в плащ.

– Что ты испытал, когда надиры отступили?

– Не знаю, как сказать. Я чувствовал себя сильным. Радовался, что жив. – Остальные согласно закивали.

– Ты ликовал?

– Пожалуй. А что?

– Первая стена называется Эльдибар, – улыбнулся Антахейм. – Знаешь, что означает это слово?

– Разве оно что-то означает?

– Конечно. Эгель, строитель этой крепости, выбил на каждой стене ее имя. «Эльдибар» значит «ликование» – здесь мы впервые встречаем врага. Здесь мы проявили мужество. Сила вливается в наши жилы. Враг отступает под напором наших мышц и наших мечей. Мы чувствуем, как подобает героям, восторг битвы, и предки взывают к нам. Мы ликуем! Эгель знал людские сердца. Хотел бы я знать, видел ли он будущее?

– А что означают другие имена?

– О них после. Негоже говорить о Музифе, когда мы сидим под прикрытием Эльдибара. – Антахейм прислонился к стене и закрыл глаза, слушая стук дождя и вой ветра.

Музиф. Стена Отчаяния! Если недостало сил удержать Эльдибар, возможно ли удержать Музиф? Не удержали Эльдибар – значит и Музиф не удержим. Страх гложет внутренности. Мы снова видим перед собой смеющиеся лица друзей, павших на Эльдибаре, – но не желаем присоединяться к ним. Музиф – это испытание.

И мы не удержим его. Отойдем к Кании, третьей стене – Стене Обновленной Надежды. Мы уцелели после Музифа, а Кания не так широка, как он. И как-никак, за нами еще три стены. Надиры больше не могут использовать свои баллисты, а это уже кое-что. И разве мы не знали заранее, что две стены придется сдать?