– Огонь! – вскричал он наконец, плавно отведя тетиву к правой щеке. Стрела вылетела разом с тысячью других и затерялась в клубящемся толпище у стены. Снова и снова стреляли лучники, пока их колчаны не опустели. Наконец Каэсса вскочила на парапет и пустила последнюю стрелу в надира, приставлявшего лестницу к стене. Древко вошло ему в плечо, пробило кожаный нагрудник, пронзило легкое и застряло в животе. Он упал, не издав ни звука.

О стену заскрежетали крючья.

– Все назад! – крикнул Лучник и побежал по открытой полосе, через мостки и канавки с промасленной стружкой. С Музифа спустили веревки, и лучники быстро взобрались по ним вверх. Позади них на Эльдибар ступили первые надиры. Некоторое время они бестолково метались, пока не заметили лучников, карабкающихся на вторую стену. Через несколько минут на Эльдибаре собралось несколько тысяч воинов – они перетащили лестницы через стену и двинулись к Музифу. И тогда в политый маслом сушняк полетели огненные стрелы. Из канав сразу повалил густой дым, а за ним взвилось пламя вдвое выше человеческого роста.

Надиры отошли, и дренаи возликовали.

Огонь бушевал около часа, и четыре тысячи человек на Музифе смогли отдохнуть. Одни лежали на траве, другие разбрелись по трем столовым на второй завтрак. Многие сидели в тени стенных башен.

Друсс прохаживался среди солдат, отпуская шуточки, принимая ломоть черного хлеба от одного, померанец от другого. Рек и Вирэ сидели одни у восточного края, и он направился к ним.

– Пока все идет хорошо! – сказал он, опустив свое грузное тело на траву. – Они не знают, что делать дальше. Им приказано было взять стену – а это они уже выполнили.

– И что же теперь, как по-твоему? – спросил Рек.

– Сам старый черт. Он придет, чтобы поговорить.

– Мне сойти к нему?

– Лучше я сойду. Надиры меня знают. У них свои легенды о Побратиме Смерти. Они верят, что я древний бог смерти, сошедший на землю.

– И они не так уж заблуждаются? – улыбнулся Рек.

– Может, и нет. Но я никогда не хотел быть таким. Все, чего я хотел, – это вернуть свою жену. Если бы работорговцы не увезли ее, я стал бы крестьянином. Я в этом уверен – хотя Ровена всегда сомневалась. Временами я очень недоволен собой.

– Прости, Друсс, я просто пошутил. В моих глазах ты совсем не похож на бога смерти. Ты человек и воин – и прежде всего человек.

– Дело не в тебе, парень. Твои слова – лишь эхо того, что я чувствую сам. Скоро я умру… Здесь, в этом Дросе. А чего я достиг в своей жизни? Нет у меня ни сынов, ни дочерей. И родных никого не осталось. Только немногие друзья. Люди скажут: «Здесь лежит Друсс. Он убил многих и не родил никого».

– Люди скажут не только это, – вмешалась Вирэ. – Они скажут: «Здесь лежит Друсс-Легенда. Он никогда не был подлым, мелочным или излишне жестоким. Вот человек, который никогда не сдавался, никогда не изменял своим убеждениям, никогда не предавал друзей, никогда не обижал женщин и никогда не использовал свою силу против слабых». Люди скажут: «У него не было сыновей, но многие матери засыпали спокойнее рядом со своими детьми, зная, что Друсс сражается за дренаев». Много разного скажут о тебе, седобородый. Много поколений будут повторять эти речи, и недостаточно сильные мужчины будут черпать в них силу.

– Мне это было бы приятно, – улыбнулся старик.

Утро шло, и Дрос грелся под теплым солнцем. Кто-то из солдат взял флейту и заиграл переливчатый весенний напев – музыка эхом отозвалась в долине, украсив радостью годину смерти.

В полдень Река и Друсса позвали на стену. Надиры отошли к Эльдибару, но посредине убойной земли на огромном пурпурном ковре сидел человек. Он ел финики и сыр, запивая трапезу вином из золотого кубка. В земле позади него торчала хоругвь с волчьей головой.

– В стиле ему не откажешь, – восхитился Рек.

– Надо спуститься, пока он еще ест, – сказал Друсс. – Мы потеряем лицо, если будем ждать.

– Будь осторожен! – предостерег Рек.

– Там их всего-то пара тысчонок, – подмигнул Друсс. Он спустился по веревке на землю и подошел к едоку. – Я чужой в твоем стане, – сказал он.

Человек поднял голову, показав широкое, хорошей лепки лицо с волевым подбородком. Раскосые лиловые глаза смотрели из-под темных бровей – глаза властелина.

– Садись, пришелец, и поешь. – Друсс, скрестив ноги, сел напротив. Надир медленно расстегнул свой черный лакированный панцирь, снял его и бережно положил обок. Потом снял черные наголенники и нараменники. Друсс отметил мощные мускулы на руках и кошачью гибкость движений. «Прирожденный воин», – подумал он.

– Я Ульрик из Волчьей Головы.

– Я Друсс-Топор.

– Я рад видеть тебя. Ешь.

Друсс взял пригоршню фиников с серебряного блюда и стал медленно жевать. Потом закусил козьим сыром и запил красным вином. Брови его удивленно поднялись.

– Лентрийское красное, – сказал Ульрик. – В нем нет яда.

– Меня не так просто убить, – усмехнулся Друсс. – Такой уж у меня дар.

– Ты хорошо сражался. Я рад за тебя.

– Меня опечалила весть о твоем сыне. У меня нет детей, но я знаю, как тяжко терять любимых.

– Да, жестокий удар. Славный был мальчик. Но жизнь всегда жестока, разве нет? Мужчина должен быть выше своего горя.

Друсс молча взял еще фиников.

– Ты великий человек, Друсс. Мне жаль, что тебе придется умереть здесь.

– Да, хорошо было бы жить вечно. Впрочем, я уже не тот. Несколько раз твои парни чуть было не свалили меня – куда это годится?

– Тому, кто убьет тебя, назначена награда. Сотня лошадей из моего табуна.

– А как он докажет тебе, что именно он убил?

– Представит мне твою голову и двух свидетелей в придачу.

– Только бы это известие не дошло до моих ребят. Они это обстряпают за пятьдесят лошадей.

– Вряд ли! Уж очень ты хорош в бою. А как там новый князь?

– Он предпочел бы менее шумную встречу, но и война, похоже, доставляет ему удовольствие. Он хороший воин.

– Как и все вы. Но это вас не спасет.

– Посмотрим. Вкусные у тебя финики.

– Вы верите, что сможете остановить меня? Скажи правду, Побратим Смерти.

– Мне хотелось бы послужить у тебя под началом. Я уже много лет восхищаюсь тобой. Я служил многим владыкам – и слабым, и злобным. Были среди них и хорошие люди, но ты… ты отмечен печатью величия. Думаю, ты добьешься того, чего хочешь, – но лишь когда я умру.

– Этого уже недолго ждать, Друсс, – мягко заметил Ульрик. – У меня есть шаман, знающий толк в таких вещах. Он говорит, что видел тебя у ворот четвертой стены – кажется, она зовется Сумитос? – и на плечах у тебя сидел оскаленный череп Смерти.