Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так и чуял, что тут без чертовщины не обошлось, – пробурчал Китан. – Как ты поступишь с защитниками, когда мы возьмем крепость?
– Я уже сказал как.
– Я помню. Но быть может, ты передумал? Они доблестные воины.
– Да, они достойны уважения. Но дренаи должны знать, что бывает с теми, кто мне сопротивляется.
– Что же ты сделаешь с ними, повелитель?
– Я сожгу их на большом погребальном костре – всех, кроме одного, который должен будет разнести весть об этом.
За час до рассвета Каэсса тихо проникла в комнату Друсса и подошла к постели. Воин крепко спал, лежа на животе, подложив под голову могучие руки. Под взглядом Каэссы он зашевелился и открыл глаза, остановив взор на ее стройных ногах, обутых в длинные оленьи сапоги. Взор передвинулся выше. На Каэссе был плотно облегающий зеленый камзол, широкий кожаный пояс с наборным серебром подчеркивал стройную талию. На боку висел короткий меч с рукоятью из черного дерева. Друсс перевернулся и встретился с ней взглядом – в ее золотисто-карих глазах горел гнев.
– Ну как, закончил свой осмотр?
– Что с тобой, девочка?
Всякое выражение ушло с ее лица – словно кошка отпрянула в темный угол.
– Ничего. Повернись обратно – мне нужно посмотреть твою спину.
Она принялась умело разминать мышцы у лопатки – ее пальцы входили в тело, как стальные, заставляя Друсса то и дело ворчать сквозь стиснутые зубы.
– Ляг опять на спину.
Подняв его правую руку, она обхватила ее ладонями, дернула вверх и повернула. Раздался громкий треск, и Друссу показалось, что она сломала ему плечо. Отпустив руку, Каэсса положила ее на левое плечо Друсса, а левую на правое, крест-накрест. Перевернула Друсса на бок, подставила кулак ему под спину между лопатками, уложила его обратно и вдруг навалилась ему на грудь всей тяжестью, вдавив его позвоночник в свой кулак. Друсс снова застонал, и послышался новый зловещий хруст. На лбу у старика выступил пот.
– А ты сильнее, чем кажешься на вид, девочка.
– Тихо. Сядь-ка лицом к стене.
На сей раз она чуть не сломала ему шею – взялась одной рукой за подбородок, другой повыше уха и крутанула голову сперва влево, потом вправо. Звук был такой, словно треснула сухая ветка.
– Завтра будешь отдыхать, – сказала Каэсса, повернувшись к двери.
Он потрогал больное плечо – уже много недель оно не чувствовало себя так хорошо.
– Что это так хрустело? – спросил он, остановив ее в дверях.
– У тебя соли в суставах. Первые три позвонка срослись и мешали притоку крови. А мышцы под лопаткой были зажаты – отсюда спазмы, мешающие правой руке. И послушай меня, старик, – завтра ты должен отдохнуть. Иначе ты умрешь.
– Все мы умрем.
– Верно. Но ты пока еще нужен здесь.
– Ты только меня так не любишь – или всех мужчин? – спросил он, когда она снова взялась за ручку двери.
Она взглянула на него, улыбнулась, закрыла дверь и вернулась в комнату, остановившись в нескольких дюймах от его могучего обнаженного тела.
– Хочешь поспать со мной, Друсс? – спросила она вкрадчиво, положив руку ему на плечо.
– Нет, – тихо ответил он, глядя в ее глаза с маленькими, неестественно маленькими зрачками.
– Большинство мужчин хочет, – шепнула она, придвинувшись поближе.
– Я не принадлежу к большинству.
– Или в тебе соков не осталось?
– Может, и так.
– А может, ты предпочитаешь мальчиков? У нас в шайке есть такие.
– Нет, не могу сказать, чтобы когда-либо желал мужчину. Но у меня была женщина, настоящая женщина – и другая мне не нужна.
Каэсса отошла от него.
– Я велела приготовить тебе горячую ванну. Сиди в ней, пока вода не остынет. Это поможет разогнать кровь по твоим усталым мышцам. – С этими словами она повернулась и вышла.
Друсс поглядел ей вслед, сел и поскреб бороду.
Эта девушка беспокоила его. Было что-то непонятное в ее глазах. Друсс никогда толком не понимал женщин, не обладал чутьем, как некоторые мужчины. Женщины были для него существами чужеродными, далекими и опасными. Но в этой девчушке присутствовало что-то еще – ее глаза выражали безумие, безумие и страх.
Друсс пожал плечами и сделал то, что делал всегда, когда не мог разгадать какую-нибудь загадку: забыл о ней.
После ванны он быстро оделся, расчесал волосы и бороду, наскоро позавтракал в Эльдибарской столовой и присоединился к пятидесяти добровольцам на стене как раз в тот миг, когда за предутренним туманом забрезжил рассвет. Утро выдалось свежее, прохладное и обещало дождь. Внизу собирались надиры, груженные камнем телеги медленно тянулись к катапультам. Люди на стене почти не разговаривали – в такие дни человек обращается мыслями внутрь. «Умру ли я сегодня? Что делает сейчас моя жена? Зачем я здесь?»
Оррин с Хогуном шли вдоль стены. Оррин говорил мало, предоставляя командиру Легиона шутить и задавать вопросы. Панибратство Хогуна с рядовыми коробило его, но не слишком; возможно, в этом чувстве было больше сожаления, нежели возмущения.
Около надвратной башни вперед выступил молодой кул – кажется, его звали Бреган.
– Вы будете нынче сражаться вместе с «Карнаком», командир? – спросил он.
– Да.
– Благодарю вас. Это большая честь для всех нас.
– Ты очень любезен.
– Это чистая правда. Мы с ребятами говорили об этом ночью.
Смущенный, но довольный, Оррин улыбнулся и прошел мимо.
– Это вам не снабжением заниматься – тут ответственность гораздо выше, – сказал Хогун.
– Почему?
– Они вас уважают – а этот вот парень прямо-таки боготворит вас. До этого еще дорасти надо. Они останутся с вами, когда все прочие разбегутся, – или побегут с вами, когда все прочие останутся.
– Я не побегу, Хогун.
– Я знаю – и не это имел в виду. Человек слаб: порой и лечь хочется, и сдаться, и дать стрекача. Но вы сейчас не просто человек – вы полусотня. Вы «Карнак». Это большая ответственность.
– Ну а вы?
– Я Легион, – просто ответил Хогун.
– Да, пожалуй. Вам страшно?
– Еще как.
– Я рад, – улыбнулся Оррин. – Рад, что не одинок.
Как и обещал Друсс, день принес новые ужасы: сперва каменный град, сотрясающий стену, потом громовой вопль и атака с лестницами – оскаленная орда, карабкающаяся навстречу серебряной стали дренаев. Три тысячи воинов с Музифа сменили бойцов, выдержавших тяжелую боевую страду накануне. Звенели мечи, падали с криком люди – так длилось много часов подряд. Друсс расхаживал по стене, точно сказочный гигант, мрачный и обагренный кровью, круша топором надирские черепа, – его ругань и громкие оскорбительные возгласы притягивали к нему врагов отовсюду. Рек, как и вчера, бился рядом с Сербитаром, но теперь к ним присоединились Менахем, Антахейм, Вирэ и Арбедарк.