Кара-Мустафа сделал паузу, и ею воспользовался Арсен.

– Мы зорко стережем каждый шаг гетмана, великий визирь. И убеждены – перебраться за Днепр он не сможет и даже пытаться не станет. А вот…

– Что вот? – вытянул вперед жилистую шею визирь. – Говори!

– Он может тайно сговориться с поляками…

Визирь переглянулся с пашой Галилем. По его темному сухому лицу прошла тень.

– Есть доказательства этому, ага?

– Да, есть… – включился в беседу Ненко, поняв ход мыслей товарища. – Мы узнали, что полковник Яненченко, родственник гетмана и его доверенный, по секрету от всех выехал во Львов, где и пребывает сейчас, как гость гетмана Яблоновского. Нам пока не удалось выяснить, о чем там они толкуют. Но поскольку эти переговоры проходят без вашего, великий визирь и паша, ведома, а также без ведома Азем-аги или кого-либо из высших сановников, то можно подозревать: замыслы гетмана Ихмельниски бесчестны и не соответствуют интересам Османской державы.

Кара-Мустафа вновь переглянулся с Галиль-пашой. Видно было, что это неожиданное известие поразило их. И понятно: за Каменецкий пашалык и за все Правобережье, вернее, за ту его часть, на которую распространялась власть турок, отвечают перед султаном непосредственно они вдвоем.

– Это важная новость, ага, – произнес визирь. – Недопустимо, чтобы в то время, пока мы находимся в состоянии войны с Москвой, в наши северные дела вмешался Ляхистан. Это совсем не в наших интересах. Нельзя допустить объединения этих двух сильных держав! Мы не сможем противостоять им обеим, особенно теперь, когда на западе против нас выступает Австрия! Мудрость нашей политики как раз и состоит в том, чтобы разбить гяурские державы поодиночке, не позволяя им объединяться… Если же гетман Ихмельниски, преследуя свои цели, склонен поддаться Ляхистану или постарается втянуть Ляхистан в коалицию с Москвой, то он заслуживает лютой смертью!

– Выполняя до конца свой долг, мы обязаны сообщить наияснейшему визирю, что гетман утаивает от государственной казны большие богатства.

– Что ага имеет в виду?

– Угрозами и жестокими пытками он вынуждает богатых людей отдавать ему золото, самоцветы и драгоценные вещи… Но ни единого акче, как нам известно, он не передал в казну. Все остается в Немирове, в тайниках гетмана, великий визирь.

Это было наиболее уязвимое, самое больное место Кара-Мустафы. Принадлежащее кому-либо другому богатство он воспринимал как личную обиду. Смолоду он отличался властолюбием, которое позднее, в зрелые годы, дополнилось неимоверной жаждой наживы. Именно на почве властолюбия и жадности возникла смертельная ненависть его к паше Ибрагиму, с которым он соперничал и из-за должности великого визиря, и из-за богатств, достававшихся в военных походах. Поэтому, услыхав такое известие, он загорелся страшным гневом. Какой-то мерзкий гяур – хотя бы и сам гетман! – смеет из-под носа у него, великого визиря, грозы народов, выхватывать лакомый кусок? Это уж слишком!.. Собственно, задела его не столько новость, что Юрий Хмельницкий занимается вымогательством и грабежом, сколько мысль, что здесь можно было самому неплохо поживиться. Он сопоставил оба полученных известия – о пребывании Яненченко во Львове и о набитых золотом и драгоценностями сундуках гетмана, которые в его воображении выстраивались несметными рядами, – и подумал, что этот клад не так-то сложно перенести из тайников немировского разбойника в собственные… Гм, стоявшие перед ним два чорбаджия – неглупые парни. Не иначе как их послал ему сам Аллах!

Первым порывом визиря было отдать категоричный приказ немедленно изъять все богатства у «князя и гетмана сарматской Украины», но он вовремя спохватился. Нет, торопиться не следует! Прежде всего надо на досуге обдумать, как повести дело, чтобы все ценности, миновав государственную казну, оказались в полном его, Кара-Мустафы, распоряжении. К тому же, если дать гетману Ихмельниски еще некоторое время, он выжмет из своего малочисленного населения и то, что еще осталось в карманах, сундуках и тайниках. Довольный собою, Кара-Мустафа мысленно улыбнулся, но его сухощавое темное лицо, на котором черными агатами горели небольшие проницательные глаза, оставалось суровым и непроницаемым.

– Благодарю вас, мои верные слуги, за важные сведения, – произнес визирь, и на его лице мелькнуло подобие улыбки. – Я высоко ценю ваше усердие и взял бы вас с собой в новый поход, где мне понадобятся смелые, умные и преданные люди. Но я не могу этого сделать сейчас, ибо в большей мере вы нужны тут, в этой дикой северной стране, которую я завоевал и которой мы должны владеть во славу и величие нашего солнцеликого падишаха, державы нашей и ислама. Так поезжайте назад, в Немиров, зорко следите за каждым шагом гетмана Ихмельниски и обо всем докладывайте паше Галилю… Никто в Немирове, даже Азем-ага, не должен знать о том, что вы мне рассказали. Это особые дела, над решением которых я буду думать в ближайшее время. Идите!

Арсен и Ненко низко поклонились и, пятясь, вышли из зала. Молча пересекли двор замка. Только оказавшись за воротами, на мосту, остановились и взглянули друг другу в глаза.

– Ты мог хотя бы в мыслях представить такую встречу? – спросил Ненко.

– По правде говоря, нет! Ну, никак не думал, что великий визирь в Каменце, – ответил Арсен. – Но сдается мне, нам крепко повезло… И мы сделали все, что смогли…

Ненко кивнул головой.

– Да, не завидую я Юрасю. Мины подведены под него мощные, и было бы удивительно, если бы ни одна из них не взорвалась. На этот раз, как ни высоко он взлетел, низко придется падать!

– Туда изменнику и дорога! – жестко сказал Арсен, обведя взглядом опустевшие Карвасары. – Он сам себе выкопал яму, сам себе накинул петлю на шею. Никто по нему тужить не станет… Меня сейчас другое интересует: о каком походе говорил визирь? По всему получается, что вовсе не на Киев готовится поход, которого мы все ждали. Тогда непонятно – куда?

– И у меня тоже сложилось убеждение, что не на Киев, – ответил Ненко. – Наверное, в мире произошли события, о которых мы ничего не знаем, но которые вынудили Стамбул отказаться от третьего похода на Украину… Думаю, что нам следует несколько дней побыть в Каменце, глядишь, что-нибудь и пронюхаем. Не зря приехал сюда визирь.

– Я с тобой согласен. – Арсен вновь с тоской посмотрел на родные Карвасары и медленно пошел по мосту. – Кроме того, у нас осталось незаконченным одно дело…

– Какое?

– Яненченко… Этот мерзавец должен поплатиться за свои преступления! – Арсен говорил решительно, с трудом сдерживая ярость. – Этот уже трижды изменивший предатель готов торговать нашей землей и нашим народом, как собственным добром! Ему все едино: разбойничать на Левобережье, на Подолии или продавать Львов.

– Его жизнь теперь в твоих и моих руках!

– Да. Но мне противно расправляться с ним как бы исподтишка… Вот если бы я мог выйти с ним на честный поединок…

– Что ты говоришь, Арсен, честный поединок возможен только с честным и прямодушным противником, а для борьбы с таким подлым перебежчиком, как Яненченко, надо пользоваться его оружием, то есть коварством. Ничего плохого я в этом не вижу… Тем более что сами мы не выносим ему приговор, мы лишь отошлем его же письмо гетману Яблоновскому, а тот как захочет, так пускай и поступает.