— Верно, на эту тему еще никто не писал, это будет шаг вперед в современной драматургии.

— Про крупных экономических преступников писать можно — здесь есть сюжет, — согласились специалисты.

Яо Дахуан видел, что Си Ши не спасешь, решил спасти хоть себя и, выхватив ручку, стал записывать предложения, которые спешил внести каждый. Опять, как в прежние времена, вершилось коллективное творчество — Яо Дахуану оставалось только записывать.

Надо сказать, придумывать пьесу — занятие не из легких. Сначала надо найти хороший сюжет, а затем втиснуть в него все необходимые детали. Только где его возьмешь, этот сюжет? Бывало, вдесятером ломали голову. И день ломали, и два, а иногда и неделю! Впрочем, сегодня удача сама идет в руки — Си Ши хоть и не выдержала испытания, но ее сюжетную линию вполне можно использовать. Надо лишь перенестись из древности в современность.

Итак, год 1982-й. Быстро растет уровень благосостояния деревни, в которой живет девушка по имени Ши Си. Красоты она неописуемой, но заражена буржуазной идеологией. В нее влюбляется юноша из этой же деревни, хочет жениться. Влюбленные мечтают о том, как заживут вместе, построят дом, купят цветной телевизор… Но Ши Си колеблется — ее манит сказочный и прекрасный Гонконг, где с неба сыплются цветы, а из земли брызжет вино. Она мечтает жить на вилле, разъезжать на машине, пить кофе, танцевать. Тут и появляется чуждый элемент — один из тех самых крупных экономических преступников по имени Фэнь Ли. Он бесстыдно врет девушке, что дядюшка в Гонконге оставил ему наследство, за которым надо срочно ехать. Так заморочил красавице голову, что та, поддавшись соблазну, уехала с ним в большой город, где и погрязла в пучине порока. Коварный Фэнь Ли решил использовать ее красоту для совращения ответственных работников, чтобы потом с их помощью совершать крупные экономические преступления. Но органы шли по следу, и вот Фэнь Ли изобличен, а Ши Си возвращается в деревню и, не стерпев позора, бросается в бурный поток.

Но это еще не конец, потому что влюбленный в Ши Си юноша, который как раз шел по берегу, храбро кидается в волны и спасает девушку. Спасенная Ши Си горько плачет, раскаиваясь в своих прегрешениях, юноша прощает ее, и они женятся…

Слово за слово, общими усилиями слепили пьеску. Кстати, коллективно написанное произведение лучше продукта индивидуального творчества. Хотя бы потому, что оно многогранно. В нем мощь и широта идеи, красота образов.

Заблудшая спасена, удар по крупным экономическим преступникам нанесен, благосостояние деревни растет, моральное разложение обличено и подвергнуто критике. Но что самое главное — счастливый конец. Оптимизм. Надо полагать, Яо Дахуан не станет возражать против этого, тем более что сам некоторым образом причастен к созданию произведения.

Глаза у Яо округлялись по мере того, как он слушал. Он менее всего ожидал, что задушенная в колыбели Си Ши вдруг оживет и, перевоплотившись, снова будет чаровать своей красотой. Правда, Фань Ли уже был не Фань Ли, а крупный экономический преступник, хотя и такую возможность отбрасывать не следует: ведь известно из исторических записей, что он позже занялся торговлей и, кто знает, может, даже и спекуляцией.

Фань Бичжэнь, похоже, собиралась еще выступать, но Яо Дахуан дал понять, что не хочет спасать Си Ши. Творческий порыв пропал, и он вдруг обнаружил, что прежний его замысел не так уж грандиозен и что не ему, старому Яо, творить великое искусство.

Фань Бичжэнь между тем все еще не сдавалась. Когда стали расходиться, она подошла к начальнику.

— Я считаю, первоначальный замысел учителя Яо хороший. К тому же отвечает особенностям нашей местной театральной школы. Почему бы не дать человеку попробовать?

— Вот что, милая Фань, — неторопливо начал Ван. — Я давно хотел тебе кое-что сказать, да все не решался. А теперь вижу — не говорить нельзя, иначе ошибки неизбежны.

Фань Бичжэнь недоумевала — еще ничего не сделано, откуда же взяться ошибкам?

— Ты, наверное, считаешь, что культурная работа — это веселье. — Голос начальника Вана набирал силу. — Разные там песни-пляски, спектакли-концерты? Нет! Это борьба двух линий в области идеологии, и вопрос стоит — «кто кого». Вспомни борьбу с контрреволюцией, с правыми уклонистами, вспомни «великую культурную революцию» — все начиналось с культуры! Современная обстановка напряжена до предела, какие же могут быть сейчас Си Ши? Как можно говорить о «разрушении прекрасного»? Ведь так мы и самих себя разрушим! Запомни, спектакль — не дом. Дом плохо построишь — никто слова не скажет, а спектакль плохой — всем до этого дело. Вот о чем ты, должно быть, не подумала.

У Фань Бичжэнь даже мурашки по телу побежали.

— Нет, не подумала… я… мне казалось, пьеса хорошая.

— Пришло время менять старые привычки, Бичжэнь. Каждый поступок, каждый шаг надо оценивать с политической точки зрения…

Начальник Ван подумал, что может совсем запугать девочку, и поспешил потрепать ее по плечу, снизив пафос:

— Да ты не бойся. Работай смело, а что неясно — спрашивай у меня.

Фань Бичжэнь вся как-то сникла, словно под тяжестью исторической ответственности, возложенной на ее плечи.

А вот Яо Дахуан расслабился — какой с него спрос? И жители улицы Трех гор не видели больше ночью одинокой лампы, а днем часто встречали Яо на улице и даже видели, как он подолгу стоит около стариков, наблюдая за игрой в шашки. В общем, все как обычно, и рассеян он не больше, чем всегда.

А когда соседи спрашивали у его старухи:

— Ну, что он, творит? — та пожимала плечами:

— Да кто же его знает, пишет себе да пишет.

Но это была не вся правда. На таких пьесах Яо Дахуан давно набил себе руку и писал играючи, успевая еще одним глазом смотреть телевизор. Кисть так и порхала по бумаге.

Пьесу он закончил вовремя, обсуждение прошло гладко. Отправили ее на фестиваль. Были, конечно, волнения, но ни сон, ни аппетит не пропадали, даже животик у Яо округлился.

Стратегия начальника Вана сработала. Кроме того, у него ведь знакомые всюду — провели соответствующую работу.

После просмотра спектакля специалисты ничего плохого не сказали. Как, впрочем, и хорошего. Сказали только, что на фестиваль разных направлений она не годится — такая уж у нее своеобразная направленность. Однако, когда дошло до присуждения премий, пришлось признать, что это единственная современная пьеса, так как ни одно традиционное направление до нынешней тематики пока не добралось. Дали приз — шелковое знамя, денег три тысячи юаней.

Начальник Ван был очень доволен.

— Ну вот, — сказал он