– Да, – сказала она. – Да. Продолжай. Да.

Все, что она могла выдавить, – подтверждения. Да – его плевку; да – его члену; да – этой жизни в смерти, и радости в жизни в смерти навеки вечные.

Его ответ через движения приносил с собой еще больше удовольствия; бессловесный труд, сжатые зубы, изборожденный морщинами лоб. От выражения на его лице содрогнулась ее щелка. Видеть, как он жмурится из-за ее удовольствия; знать, что вид ее счастья доводил его до предела. Такой они обладали властью друг над другом. Она захотела двигаться сама. Одной рукой упираясь в кирпич рядом с его головой, она приподнялась вдоль эрекции, прежде чем насадилась вновь. Не было боли утонченнее. Лори мечтала, чтобы та никогда не прекращалась.

Но у двери раздался голос. Слышался даже сквозь гул в голове.

– Быстро.

Это был Нарцисс.

– Быстро.

Бун тоже его услышал – как и гомон сборища линчевателей за голосом. Он подстроился под ее новый ритм – вверх, навстречу ее падению.

– Открой глаза, – сказала она.

Улыбаясь, он подчинился приказу. Для него это было слишком – встретить ее взгляд. Слишком для нее – встретить его. В немом единстве они расстались, пока щелка не присосалась лишь к головке члена – такой скользкой, что он грозил выпасть, – а потом сомкнулись друг с другом в последний раз.

От восторга она вскрикнула, но он задушил вопль языком, запечатав взрыв в их ртах. Внизу же было иначе. После многих месяцев плотина рухнула, и его сперма заструилась по ее ногам – холоднее, чем его затылок или поцелуи.

Из мира двоих в мир всех остальных их вернул Нарцисс. Теперь дверь стояла нараспашку. Он наблюдал без стеснения.

– Закончили? – желал он знать.

Бун вытер губы о губы Лори, размазывая слюну по щекам.

– Пока что, – сказал он, глядя только на нее.

– Ну, можно ехать? – спросил Нарцисс.

– Когда угодно. Куда угодно.

– Мидиан, – был мгновенный ответ.

– Значит, Мидиан.

Любовники отстранились. Лори натянула нижнее белье. Бун пытался загнать за ширинку член, все еще твердый.

– Снаружи немалая толпа, – сказал Нарцисс. – И как, черт возьми, будем выбираться?

– Все они одинаковые… – сказал Бун, – …все боятся.

Лори – стоя спиной к Буну – почувствовала перемену в воздухе. Слева и справа по стенам лезла тень, распространяясь по спине, целуя ее загривок, спину, ягодицы и то, что между. Это была тьма Буна. Он погрузился в нее от и до.

Даже Нарцисс оказался впечатлен.

– Твою мать, – пробормотал он, а потом распахнул дверь настежь, чтобы выпустить ночь на разгул.

5

У толпы свербело без развлечений. Те, что с пистолетами и ружьями, принесли их из машин; те, кому повезло странствовать с веревкой в багажнике, практиковались в узлах; а те, что без оружия и веревки, собирали камни. Для оправдания не пришлось бы ходить дальше размозженных останков ноги Кормака на полу участка. Вожаки – немедленно определенные естественным отбором (у них были громче голоса и больше оружие) – уже прошли по этой красной земле, когда их внимание привлек шум со стороны камер.

Кто-то позади толпы начал кричать: «Пристрелите сволочей!»

Сначала голодные до мишени глаза вожаков упали не на тень Буна. Это был Нарцисс. Его искалеченное лицо вызвало возгласы отвращения у некоторых из толчеи и крики о расправе у многих других.

– Пристрелите гада!

– Цельтесь в сердце!

Вожаки не колебались. Трое выстрелили. Один попал в цель – пуля зацепила Нарцисса за плечо и прошла навылет. Толпа ответила радостными воплями. Воодушевленные первым ранением, они ломанулись в участок еще большим числом: те, что сзади, хотели видеть кровопролитие, те, что спереди, по большей части не замечали, что добыча не пролила ни капли. Как и не упала – вот это они заметили. И теперь пара человек решили исправить положение и дали залп по Нарциссу. Большинство выстрелов прошли мимо цели, но не все.

Однако когда третья пуля достигла цели, помещение потряс яростный рев, взорвав лампу на столе и осыпав пыль с потолка.

Заслышав его, несколько человек, только переступавших порог, мигом передумали. Внезапно, не заботясь о том, что подумают их соседи, они попытались выбраться на свежий воздух. На улице еще было светло; еще оставалось тепло, сгонявшее холодок страха, который пробежал по каждой человеческой спине после такого клича. Но для людей во главе толпы пути назад не было. Дверь закупорилась. Им оставалось только стоять до конца и целиться, когда из тьмы в коридоре возник ревевший.

Один из присутствовавших был этим утром очевидцем у гостиницы «Зубровка» и знал того, кто показался на глаза, – арестованный убийца. Знал и его имя.

– Это он! – завопил он. – Это Бун!

Тот, кто первым подстрелил Нарцисса, поднял ружье.

– Прикончить его! – крикнул кто-то.

Вожак выстрелил.

Раньше в Буна уже стреляли; и стреляли, и стреляли. Эта пулька, проникшая в грудь и чиркнувшая по немому сердцу, – ничто. Он посмеялся над ней и наступал, чувствуя в себе перемену, пока ее выдыхал. Материя стала текучей. Дробилась на капли и становилась чем-то новым; отчасти бестией, унаследованной от Пелокина, отчасти – воином тени подобно Лайлсбургу; отчасти – безумцем Буном, наконец обретшим мир со своими видениями. И какое же удовольствие высвободить и простить эту возможность; удовольствие напирать на человеческое стадо и видеть, как оно ломает строй.

Он чуял их тепло – и жаждал его. Он видел их ужас – и черпал в нем силы. Как же они сами себя обокрали, эти люди. Сделали себя судьями добра и зла, естественного и противоестественного, оправдывали свою жестокость вздорными законами. Теперь они видели в деле самый простой закон, а их нутро вспоминало древнейший страх: страх стать добычей.

Они побежали, и паника распространялась по неуправляемым рядам. Забыты в хаосе ружья и камни, требования крови стали требованиями дороги. Топча друг друга в спешке, они прогрызались и пробивались на улицу.

Один из стрелков стоял до конца – либо прирос к месту от шока. Во всяком случае, оружие из хватки выбила увеличенная рука Буна, и человек бросился в толчею, чтобы избежать продолжения схватки.

На улице все еще правил день, и Буну претило вступать в его владения, но Нарцисс пренебрегал подобными формальностями. Когда путь расчистился, он вышел на свет, незамеченным петляя в суматошной толпе, пока не нашел машину.

Бун видел, что некоторые силы перегруппировываются. На противоположном тротуаре сбился кружок – успокоенный солнцем и расстоянием от зверя – и, разгорячившись, тараторил, словно еще мог выступить фронтом. С земли собирали оброненное оружие. Только вопрос времени, когда шок от трансформации Буна утихнет и люди возобновят натиск.