Кардинал остановился посреди комнаты в светлом круге, который отбрасывал фонарь. Магнус стоял перед ним. Монах оставался у двери.

— Мы привлекли к следствию другого секретаря, — начал кардинал деловым тоном, — и он сознался, что это он совершил кражу, в которой обвинили вас. Он отвёл все подозрения от вас, что было совершенно естественно. Кроме того, его действиями руководило, быть может, личное чувство мести. Он утверждает, что к этому его побудило одно лицо, называть, которое я здесь не буду. Но суд считает, что это клевета, — добавил кардинал с улыбкой. — Впрочем, это не важно. Ведь против вас возбуждено ещё обвинение в убийстве и ереси, которое вы подтвердили сами. Следовательно, по закону мы должны сжечь вас.

— Поступайте, как вы должны, — гордо отвечал Магнус. — Для этого-то я и нахожусь здесь.

Он снова овладел собой, и каждый нерв повиновался теперь его воле.

— Что касается меня, то я с удовольствием исполнил бы ваш совет, — продолжал кардинал холодным, безразличным тоном. — Но святой отец, по неизречённому своему великодушию, против того. Есть и другие причины, по которым это нежелательно. Сказать по правде, я не считаю ваши мысли столь еретическими, как они показались другим членам суда. Это только протест мечтателя против действительного мира, в котором он не жил и которого он не понимает. Это обычный крик всех реформаторов против человеческой природы, слабый и безвредный, пока преследование не даст ему некоторой силы. Получив полномочие от его святейшества, я поэтому приговорил вас к изгнанию из этого города и из пределов империи и требую с вашей стороны только формального обещания, что вы сегодня же утром уедете из Констанца, не говоря ни с кем и не показываясь в каком-либо публичном месте, и затем не возвратитесь в империю, пока вы живы. Ибо церковь не может допустить, чтобы акт её милосердия был истолкован как следствие её слабости. Капитан Маклюр снабдит вас всем необходимым для путешествия. О вашей непричастности к краже будет объявлено сегодня же. Вот я что хочу предложить вам. Если вы не примете этого предложения, вас завтра повесят как вора. Другого выхода нет. Должен ещё добавить, что, когда вы перейдёте границу империи, вы вольны идти, куда вам угодно, и делать, что вам заблагорассудится. Если у вас ещё не пропала охота сгореть на костре, то случай к этому, без сомнения, ещё представится. Вот, например, в южных горах ещё существуют шайки потомков прежних катаров, оставшихся в живых после истребления их два века тому назад. Во время раскола они набрались храбрости и, как нам сообщают, ищут теперь себе предводителя. Может быть, это место придётся вам по вкусу.

Кардинал проговорил всё это, ни на минуту не повышая своего спокойного, размеренного голоса. Тени, падавшие на его лицо от фонаря, лежали на нём по-прежнему. Хотя то, что он предлагал, было неожиданно и странно, но он оставался совершенно невозмутимым.

— И вы предлагаете мне идти к ним? — спросил Магнус.

— Да. Ибо ни вы, ни они не переделают мир и не могут подорвать могущество церкви. Оно покоится на слишком широком основании — на несовершенстве рода человеческого. А теперь — даёте ли вы обещание, что исполните мои требования? Вот, святой отец будет свидетелем.

Магнус взглянул на монаха, который неподвижно стоял на своём месте, спрятав руки в рукава и закрыв лицо капюшоном. Молчаливо и непроницаемо стоял он, как изваяние.

Видя, что он не отвечает, кардинал заговорил опять.

— Вам нечего бояться, что вас обманут. По-моему, вам необходимо принять моё предложение, ибо вы не можете рассчитывать, что вас поведут по улицам с триумфом.

Магнус заколебался.

— Хорошо, я согласен, — сказал он.

— Отлично. Святой отец, будьте свидетелем, — торжественно провозгласил кардинал. — А теперь идите за мной.

Он взял фонарь с пола и пошёл рядом с безмолвным монахом. Сначала они шли по коридору, прошли через две или три двери, спустились вниз по лестнице и остановились наконец возле низкой и узкой двери в стене, почти незаметной для не знающего её человека. Кардинал отпер эту дверь, и Магнус почувствовал на своих щеках холодное дыхание ночного воздуха. Сняв с своих плеч плащ, кардинал накинул его на Магнуса.

— Прикройтесь этим плащом, — произнёс он. — Когда взойдёт солнце, явитесь к капитану Маклюру. А теперь идите.

Магнус словно во сне сделал несколько шагов. Очутившись за дверью, он оглянулся назад, как бы желая убедиться, что всё это не сон. Он увидел, как высокая фигура кардинала нагнулась, чтобы поднять фонарь. Он теперь был без плаща, и Магнус узнал его хорошо. Над ним, несколькими ступеньками выше, стоял тёмный безмолвный монах, который, словно тень, следовал за ними всюду. Вдруг он повернулся и стал подниматься по лестнице. Взявшись рукой за ручку внутренней двери, он собирался уже отворить её. В это время внезапный порыв ветра откинул его рукав. Свет от фонаря падал прямо на него, и Магнус увидел длинные тонкие пальцы, а из-под монашеского одеяния мелькнула стройная женская нога, обутая в сандалию.

Ошеломлённый этим зрелищем, Магнус несколько секунд стоял в полном недоумении. Вдруг истина, словно молния, прорезала его мозг. Как сумасшедший, бросился он назад. Ему хотелось протестовать, взять назад своё согласие, ибо он не хотел купить свою свободу такой ценой. Тысячу раз он предпочёл бы быть повешенным, как вор.

Но обе фигура на лестнице уже исчезли. Наружная дверь от ветра со стуком захлопнулась прямо перед его носом. Напрасно он в отчаянии стучал по ней кулаком и что-то кричал: дверь была массивна, и те, кто находился за ней, не отвечали ему. Он искровенил себе руки о заржавевшую ручку двери, но всё было напрасно. Запор крепко держался на своём месте, и стучать в неё было всё равно, что стучать в дом, в котором всё вымерло. Ни одного звука не было слышно из-за этих толстых стен. Цена, которой была куплена его свобода, была уплачена, и нельзя было потребовать её обратно. Но он не хотел мириться с таким положением. Позор его был выше всякой меры. И он снова, обезумев, бросился на дверь, напрягая в последнем отчаянном усилии все свои силы, и упал без чувств.

Довольно долго лежал он у подножия стены. Когда сознание вернулось к нему, всё оставалось по-прежнему. Перед ним были запертая дверь, суровые, непроницаемые стены, а за ним кладбище и