потом…, – а дальше она не могла продолжить из-за подступающего к горлу кома и слез из глаз.

– Успокойся, мам, – она обняла ее, – хоть мы и не рядом, но мы с Сашей всегда с тобой. Ты же знаешь как мы, особенно он, что тут скрывать, вас сильно любит. Но он не показывает это так открыто как могу показать я, – они снова встали друг перед другом,– думаешь, он так не хочет обнять тебя или папу? Думаешь, что он не может также с вами поделиться и даже плакать от всего этого? Он все это хочет и может, но он держит это в себе, он несет любовь к вам всю свою жизнь. Ближе вас, – она положила руки матери на плечи, – для него нет никого. Вы и я самые родные для него. Лиза прекрасная девушка и ее он очень сильно любит, я знаю. Но такой любовью, как он любит нас…он не любит никого больше. И я сильнее вас никого не люблю.

А дальше они стояли молча, смотря друг на друга. И сейчас, в эти секунды, она помнила маму двадцать лет назад и видела маму сейчас. Старость не скрыть, но не на это она смотрела. Она смотрела на глаза. Глаза были такими же, какими она запомнила их в детстве. Они наполнены любовью, заботой. С возрастом Екатерина поняла, что родители иногда ругали их с братом не просто, чтобы покричать, а потому что им было страшно за них, они переживали за них так сильно, что не могли держать в себе эти эмоции. И это помогало, они запоминали и сделав глупость раз, не повторяли ее снова. Но ругали их редко, только совсем в крайних ситуациях. И сейчас Екатерина знала, что пока есть эти люди, пока родители и брат рядом с ней – у нее есть родное место. Это как с кораблем. Где бы и куда он не ходил, у него всегда есть порт приписки, куда он возвращается, где его дом. И этим портом для нее являются мать, отец, и брат.

– Спасибо вам, – сказала Екатерина.

Мама поняла ее и не стала ничего отвечать. Слова были лишними.

Екатерина стала надевать кроссовки и как раз, когда она их зашнуровывала вернулся отец.

– Ну что?

– Сейчас, – она подала последнюю сумку отцу, – идите с мамой, а я сейчас спущусь.

Родители вышли и Екатерина осталась одна, чтобы последний раз окинуть взглядом квартиру. Все было выключено, все вынуто из розеток, кроме холодильника и плиты. Она погасила свет в коридоре, подержав пальцы на выключателе еще несколько секунд. Ну в миг убрала их, проскользив еще немного по стене. Закрыла дверь, вышла на лестницу и закрыла внешнюю дверь. Ключ она поворачивала очень медленно, но закрыв замок, резко его вытащила, убрала ключи в сумку, проверила дверь, подергав ее несколько раз и пошла вниз, к машине, где ее ждали родители.

На улицы было хорошо, довольно комфортно в футболке. Она села в машину, на заднее сиденье, пристегнулась, и машина тронулась.

В машине они практически не общались. Отец вел автомобиль, Екатерина смотрела в окно на Москву, из которой скоро уедет. На Площадь Трех Вокзалов они подъехали около двадцати двух часов. До отправления поезда было еще чуть меньше пары часов.

Отец достал из машины все вещи. Екатерина взяла чемодан, поставила сверху одну из двух сумок поменьше и пошла впереди, катя чемодан рядом. Отец взял большую спортивную сумку и вторую маленькую, по сумке в обе руки. Они с материю шли за Екатериной в направлении Ленинградского вокзала.

На железнодорожном вокзале жизнь активно протекает все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Как и в аэропорте или в больницы. Никогда не пустует здания вокзалов или приемное отделение больницы, хоть день, хоть ночь, хоть утро, хоть вечер.

«Да тут точно ночью больше суеты, чем днем».

Они шли уже по зданию вокзала к залу ожидания поездов. Свободные места они нашли, но с трудом, и только пару мест рядом. Отец оставил маму и дочь, а сам пошел к путям, да и просто побродить по вокалу. Он не очень любил эту суету, толчею, да и лучше ему было побыть на открытом воздухе.

А между матерью и дочерью наступила такая ситуация, что им просто нечего было сказать друг другу в этот момент. Они все сказали ранее и слова им сейчас были просто не нужны. Но и молчать в такой момент было неловко немного.

– Ты хоть не забывай нас с отцом, – шутя сказала мама.

– Мам, когда я вас забывала? – шутливой интонацией ответила вопросом и Екатерина.

– Ну мало ли, – она взяла дочь за руку и Екатерина сомкнула руку матери.

Дальше они сидели молча рядом, держась за руки. И Екатерина хотела бы что-то сказать, говорить и рассказывать, но не могла. Она не знала, что сейчас сказать, а глупости и банальности говорить не хотела.

«Только в кино и в книгах все знают, что говорить и говорят так, словно каждый из этих героев писатель или творческий человек. А я не знаю, что сказать! Не знаю, что сказать матери перед тем, как уеду. Голова пуста! Да и что здесь говорить? Я уезжаю не так и далеко, я, буквально рядом. Всегда есть телефон и приезжать будем, возможно, что с Сашей вместе. Сейчас мы с мамой и с…(она усмехнулась сама себе) папой, который сейчас тоже где-то здесь, вместе и это главное! А остальное все, все банальные слова – ерунда и они просто не нужны сейчас, в этот момент».

Через некоторое время вернулся отец, а место рядом с матерью уже было свободно и он сел.

– Поезд уже стоит, но посадки, конечно, пока нет, – сказала отец, повернув голову к женщинам и подавшись чуть вперед.

–

Да времени то еще, – намекая на то, что ждать еще прилично, сказала Екатерина.

Так они и ждали поезда – сидели, поочередно ходили, разминая ноги, а в двадцать три пятнадцать решили пойти на платформу, где стоял поезд, так как посадка должна была начаться сосем скоро.

Только они подошли к дверям вагона, как, буквально тут же, началась посадка на поезд. Перед ней стоял только пожилой мужчина, с одним несессером, больше вещей у него не было. У него проверили билет и он вошел внутрь вагона, а следом за ним собиралась заходить Екатерина. Она подала билет проводнице, та за несколько секунд его изучала и пригласила пассажирку в поезд. Вместе с ней