не реагирует.

Я знаю, что он не захочет говорить об этом, но я не могу сделать вид, что этого не было и что я не была свидетелем этого.

— Почему ты сказал мне спрятаться? — спрашиваю я. — Ты не произнес этих слов, но я услышала их громко и отчетливо.

— Он бы и тебя обидел.

Я сглатываю эмоции, возникшие в горле от его ответа. Часть меня надеется, что это и есть настоящая причина, по которой он назвал меня «быстрым трахом». Потому что он беспокоился о моей безопасности, а не потому, что я для него — это все.

— Значит, он уже делал это раньше? — спрашиваю я, голос у меня тоненький.

Он не отвечает. Как и раньше, его глаза говорят обо всем.

Еще одна слеза капает по моей щеке, когда я наношу крем для заживления ран на два пореза, а затем заклеиваю их пластырем.

— Он редко здесь бывает, так что это нечасто.

— Нам нужно обратиться в полицию.

Он беззлобно смеется.

— Полиция в Швейцарии не такая, как в Америке. И он у них во всех карманах, так что они ничего не сделают. Мне просто нужно закончить школу. Как только я это сделаю, я получу доступ к трастовому фонду моего деда и воспользуюсь им, чтобы убраться отсюда на хрен. Он меня больше никогда не увидит.

Я прижимаю к себе его неповрежденную щеку. Его голос становится жестким, когда он отстраняется от меня и пытается отстраниться.

— Мне не нужна твоя жалость.

Я переползаю к нему на колени и обхватываю его руками. Когда я сижу, прижавшись к его груди, он кажется мне карликом. Я поворачиваю голову и целую его горло.

— Это не жалость. Это сочувствие.

Зарывшись лицом в его шею, я шепчу.

— Мне так жаль, что я дала тебе пощечину.

Я возненавидела себя в тот момент, когда ввязалась в драку после нашей стычки у пруда, но если добавить более широкий контекст жизни Роуга, то ужас моего поступка становится еще более очевидным. Он поступил ужасно, но я неосознанно переступил непростительную черту.

— Я заслужил это.

— Ты заслужил словесную порку века, но я не должна была поднимать на тебя руку. Мне очень жаль.

Его адамово яблоко покачивается, когда он сглатывает. Он молча смотрит на меня, прежде чем ответить.

— Мне тоже жаль. За то, что я сделал.

Я подношу губы к его уху.

— Ты прощен. — Я говорю, целуя его в щеку.

Он застонал, его тело задрожало от прикосновения.

— Обещаешь?

Я отстраняюсь, смеясь.

— Обещаю на мизинце. — Я протягиваю ему мизинец.

Глядя на меня сквозь тяжелые веки, он обхватывает его своим.

— Ты не быстрый трах.

Мое сердце так громко стучит в груди, что я боюсь, что он может его услышать.

— Тогда кто же я?

— Я не знаю, — отвечает он, беря мою руку и поднося ее к своему виску. — Но ты здесь. — Он наклоняется, частично упираясь головой в мою руку. Его голос звучит почти раздраженно, когда он снова заговаривает. — Ты здесь, и я не могу тебя вытащить.

— Хорошо. — Я улыбаюсь, поглаживая его волосы, убирая их со лба. — Роуг, мы не можем здесь оставаться. Он вернется позже.

— Все будет хорошо. Он ничего не сделает, если ты будешь здесь. Он скорее умрет, чем сделает что-то, что может повредить его драгоценному имиджу.

— Ты так думаешь? — Мой голос выдает мою неуверенность.

— Да, все будет в порядке. Он, наверное, уйдет после встречи в понедельник.

— Хорошо, — отвечаю я.

— Не волнуйся. Я бы не позволил, чтобы с тобой что-то случилось.

25

После этого Роуг отказывается говорить об инциденте на кухне. Остаток выходных мы проводим за просмотром фильмов и жаркими спорами о них, пока готовим еду.

Это невероятно по-домашнему.

За исключением тех моментов, когда его настроение меняется, и он грубо берет меня, прижимая к ближайшей поверхности. Он ненасытен, я едва успеваю за ним. Он трахает меня на столе, на кухне, на стойке. На ковре и в одном из кресел. Каждый раз, когда я не соглашаюсь с ним и отказываюсь отступать, он шлепает меня, пока я не сделаю это.

Он попеременно называет меня всеми грязными именами, которые только есть, и осыпает меня похвалами. Это опьяняет и потенциально немного токсично, и я пьянею от этого.

Во вторник, выйдя из библиотеки раньше положенного времени, я ужинаю с девочками в ресторане Bella's. Вдали от посторонних ушей мы полностью обсуждаем прошедшую пару недель. Я не рассказываю им об отце Роуга. Я не хочу, чтобы они волновались за меня, и не хочу раскрывать его тайну. Не мне об этом рассказывать.

Через два часа после ужина Роуг пишет мне сообщение.

Мудак: Я на улице.

Я поднимаю глаза и вижу на парковке его Aston Martin с включенными фарами.

Я: Я не поеду домой. Я с друзьями.

Мне странно называть это «домом». Это не мой дом, но как еще я должна его называть?

Я: И я хочу десерт.

Мудак: Я тоже.

Моя кожа нагревается от этого намека, и вот так он меня поймал. Схватив сумку и пальто, я выскочила из кабинки.

— Эй, Роуг на улице. Я собираюсь выйти.

— Нет! — восклицает Тайер. — Мы только начали, не уходи пока.

— Извини, — искренне говорю я. — Он уже здесь. Обещаю, что проведу весь день на выходных. — Добавляю я, опустив поцелуй на каждую из их щек.

— Хорошо, но только потому, что одной из нас нужно переспать. Наслаждайтесь! Не делайте ничего такого, чего бы мы не сделали. Или сделай и расскажи нам об этом, пожалуйста. — Она кричит мне вслед, и я пригибаю голову, чтобы избежать