Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колту было нестерпимо больно, но он понял и согласно кивнул.
– Я действительно послал записку, но не Лили, – невозмутимо откликнулся Дрейк, надеясь, что ему удастся убедить Дани. – Она была адресована Колту, и в ней содержалась просьба прийти сюда сегодня вечером. Я хотел подстроить все так, чтобы он обнаружил ее здесь и понял, что Лили ничуть им не дорожила, а просто ищет богатого мужа. – Он покачал головой. – Не могу понять, как он мог так превратно истолковать мое послание.
Колт усмехнулся, усилием воли заставляя себя подняться.
– Твоя записка предназначалась вовсе не мне, чертов ублюдок! Лили порвала ее, но я смог разобрать довольно для того, чтобы узнать, от кого она.
Дрейк ударил себя ладонью по лбу. Колт не получал его записку!
Кто-то другой перехватил ее. Кто и почему, выяснится позже. Теперь самое главное – уладить эту неразбериху. Боже, как смотрит на него Дани! Какая боль в ее глазах!
Он протянул ей руку:
– Ты веришь мне?
Он услышал ее голос, холодный, доносящийся словно из могилы.
– Я всегда знала, какой ты на самом деле, но сердце продолжало бороться с разумом. Теперь довольно, – тихо промолвила она, повернулась и направилась к лифту.
– Подожди! – поспешил Колт следом за ней, и двери лифта захлопнулись.
Дрейк почувствовал, что его охватывает злоба. Неужели Дани окажется такой же эгоистичной и упрямой, как все другие… как его мать?
Лили встала и с ненавистью смотрела на него. Голубые, глаза ее потемнели от ярости.
– Лучше вызови лифт, Лили, – бросил ей Дрейк.
Он повернулся и вышел из комнаты.
Лили поплелась к лифту.
Сирил легко и бесшумно отворил окно и залез внутрь. Магазин Дани был тускло освещен светом от уличной лампы, однако он и без этого знал дорогу, поскольку прекрасно запомнил расположение магазина.
Направившись прямо к стене, на которой висели картины, обнаруженные в Монако, Сирил нашел ту, которая была ему нужна, снял ее с крючка и снова вылез в окно, крепко прижав к груди драгоценную добычу. Он не стал закрывать окно. Пусть это выглядит как кража – именно так он задумал. Подозрение будет направлено на Дрейка, ведь именно он неожиданно и таинственно исчезнет!
Он поспешил по переулку, останавливаясь в темноте только затем, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, и продолжая свой путь.
Дрейк нахмурился, услышав, как кто-то постучал в дверь.
– Кто там? – спросил он. Господи, ведь только три часа утра!
– Телеграмма, сэр.
Дрейка мгновенно охватили мрачные предчувствия. Новости об аресте матери, о ее побеге из Сибири тоже приходили в ночные часы.
Именно в такой час получил он и известие о смерти отца.
Дрейк глубоко вздохнул, невольная дрожь прошла по его телу.
– Месье Драгомир, – сказали тихо, но настойчиво. – Пожалуйста, у меня для вас телеграмма.
Дрейк открыл дверь и взял телеграмму, поискал в кармане несколько франков, затем закрыл дверь и разорвал бумагу.
Он читал, и сердце начинало биться все сильнее. Он никогда не слышал о кузене, который прислал телеграмму, но это не имело никакого значения. Любой родственник, в котором текла хоть капля крови Михайловских, хотел бы восстановить честь своего фамильного имени, а этот кузен полагал, что знает, где спрятано яйцо Фаберже.
Дрейк пришел в невероятное возбуждение и тут же стал собираться в дорогу. Кузен намекал, что ему угрожала опасность – революционеры подозревали, что он обладал важными сведениями, и поэтому нельзя было терять времени.
Он вдруг вспомнил о Дани.
Как бы Дрейку хотелось поверить ей свои тайны, а затем, возможно, и разделить с ней радость от первого проблеска надежды за долгие десять лет!
Но увы, он ей был неинтересен, не нужен. Теперь уже слишком поздно.
Еще одна самоуверенная, эгоистичная женщина. Как он ненавидит их всех!
С презрительной усмешкой на губах он возобновил сборы. Однако ни на мгновение его не покидало чувство: ненависть его гораздо меньше, чем он осмеливается признаться самому себе.
Дани проснулась, но ей совсем не хотелось вставать. Она почти не сомкнула глаз, вся ночь превратилась для нее в кошмар, унижение.
Дрейк и Лили.
Она закрыла глаза, пытаясь вычеркнуть из памяти этих двоих вместе – слишком больно.
Почему так случилось?
Ведь она уже стала понимать Дрейка, поверила, что настоящий Дрейк совсем не такой, каким пытались его выставить в досужих сплетнях и слухах.
Так было до прошлой ночи.
Она смахнула слезинку тыльной стороной ладони. Она не будет плакать, не из-за чего. Она ведь осталась сама собой, личностью, независимой и свободной. И ничто, помимо этого, не имеет больше значения. Если он попытается объясниться с ней, помириться, она не станет слушать. Конечно, ее не касается, виделся ли он с другими женщинами, но Дани не собиралась бесполезно тратить время на мужчину, которому нельзя доверять. В конце концов Лили помолвлена с ее братом, и встречаться с ней Дрейку было непростительно.
Наконец она убедила себя в том, что ничего не добьется, лежа в постели и мучая себя унизительными воспоминаниями, – жизнь ведь продолжается, несмотря на раздиравшую ее душу боль.
Дани приняла ванну, оделась и спустилась в магазин. Чтобы чем-то занять себя, она сварила кофе. Она допивала уже вторую чашку, когда в магазин вошел Колт. Выглядел он так, словно вообще не ложился ночью. Глаза покраснели и опухли, под ними залегли темные тени. Приблизившись к сестре, он уныло пробормотал:
– Что я могу сказать за исключением того, что сожалею?
Ее сердце разрывалось от жалости, но Дани знала, что он не хотел и не нуждался в ней.
– Ничего не говори. Хочешь кофе?
– Пожалуй. – Они зашли в маленький кабинет, и он тяжело опустился на стул.
– Ты спал хоть сколько-нибудь, Колт?
Он покачал головой:
– Наверное, нет. Вернулся домой и вроде ненадолго задремал, а вообще-то, – признал он с досадой, – я все думал, каким дураком я был.
С усмешкой Дани поправила его:
– Какими дураками мы были.
– Да, и ты так можешь сказать. Нас обоих использовали.
Он рассказал Дани, почему Лили, по его мнению, пришла в отчаяние.
– Она наверняка думала, что если не может притащить к алтарю меня, то вполне подойдет Дрейк.
Задумчиво глядя на сестру, он размышлял, стоило ли посвящать ее в свою личную жизнь, и пришел к выводу, что откровенная беседа, возможно, поможет облегчить ее собственную боль, и без обиняков признал, что именно она была второй причиной, заставившей его сомневаться в верности своего решения жениться на Лили.