Люси вскинула голову:

– Пусть. Говорят, в любви и на войне все средства хороши.

Верно.

– Тогда повоюем, – прошептал он и бросился к ней. Раздался стук брошенной на пол трости. Плащ, шляпа, пиджак упали позади Тристана; он навис над испуганной женщиной, уже взявшись за последнюю пуговицу жилетки. Люси следила взглядом за его проворными пальцами, а затем, когда ворох одежды с шуршанием лег на одеяло, посмотрела ему в лицо.

– Ну что, – он отстегнул подтяжки, – ты уже готова капитулировать, Тедбери?

– Я…

– Сейчас… – пообещал он, запустил пальцы ей в волосы и поцеловал. Люси ахнула, и он протолкнул язык между ее губ.

Наконец-то.

На миг Тристан растворился в бархатном, интимном тепле. Наконец он узнал ее вкус. Наконец.

Тристан проник глубже к ней в рот, уже обезумев. Последний уголок мозга, еще сохранивший разум, ожидал, что Люси его укусит. Сейчас он был готов позволить Люси искусать себя до крови, только бы доставить ей удовольствие.

Он сгреб ее в охапку и приподнял – губы к губам, грудь к груди. Как сквозь завесу, донесся жалобный вскрик. Тристана словно увлекло в воронку от избытка ощущений: сладкие губы, мягкий язык, податливое тело. И, как тонущий жаждет глотка воздуха, он жаждал погрузиться в нее еще глубже.

Тристан прервал поцелуй и опустил Люси, чтобы снять через голову жилетку.

Она не сводила с него глаз; взгляд переместился с груди к плечам, затем ниже, к кубикам мышц на животе. Оценивающий взгляд женщины, которая прикидывала: а стоит ли этот мужчина того, чтобы с ним переспать?

Много лет Тристана не волновало, прошел ли он испытание. А вот теперь задумался.

Их взгляды встретились.

Люси выглядела размякшей и безвольной.

Хорошо.

Инстинкт поторапливал и требовал простых действий. Тристан положил руки Люси на плечи и сдвинул халат вниз, вместо того чтобы распахнуть. Тело наполнилось жаром при виде ее наготы. Груди, изящные выпуклости ягодиц, необыкновенно стройные бедра…

Он опустился на колени.

Люси ойкнула, когда он стиснул ее бедра и прижал лицо к животу.

– Тристан…

Он поцеловал ее пупок, затем лизнул. Она молчала. Он повторил, Люси взбрыкнула, и Тристан усилил хватку, потому что тоже был пьян; пьян от ее наготы и ее аромата, смеси цитрусов, шелковистой кожи и более интимных, возбуждающих ноток. Дорожка из поцелуев потянулась вниз, следуя за этими нотками, за запахом женщины, который превращал мужчину в животное. В том месте, где сосредотачивалось наслаждение, он замер. Под губами бился пульс – жар потаенных мест, полных желания. Боже… Как хорошо…

Он прижал язык к тому самому месту. Да!

Тристан с удовольствием провел бы остаток жизни здесь, между бедер Люси, бормоча между поцелуями непристойности и комплименты…

И тут его схватили за волосы и потянули вверх, грубо прервав блаженство.

Над ним нависло лицо Люси, растерянное и возбужденное.

– Тебе не нравится? – прохрипел он.

В глазах Люси сверкал миллион эмоций.

– Кажется, нравится. – Она так и не выпустила его намотанные на кулак волосы.

Тристан догадался, что он торопится и губит репутацию опытного любовника, идя на поводу у своей алчности. Алчности? А может, это менее лестное и более фантастическое чувство – опасение, что Люси растает в его объятиях?

– Можно? – Его ладони скользнули от бедер к талии. Один рывок – и Люси упала ему в руки. Упала и уставилась на Тристана широко раскрытыми глазами, дезориентированная, словно приземлилась в чужой стране. Обнаженная и растерянная Люси в его руках. Картина, которую Тристан столько раз представлял в своих фантазиях, что мог бы нарисовать с закрытыми глазами: приоткрытые губы, расширенные зрачки, нежная шея, нервно дрожащая от нетерпения…

Тристан из тех фантазий занимался с ней порочными и греховными вещами.

Чего не ожидал Тристан из фантазий, так это боли. Он держал Люси в руках, и ему было больно. Боль зарождалась в груди и распространялась по всему телу, сдавливая горло и парализуя мышцы.

Он торопливо опустил Люси на одеяла и лег рядом, положив свою все еще одетую ногу поверх ее обнаженных бедер, словно захватив в силок.

На нежной девичьей коже плясали отблески пламени, чередуясь с тенями.

Люси выглядела такой маленькой в сравнении с ним. Так легко ее ранить. Слишком легко.

Тристан накрыл рукой изящный изгиб ее живота. Сердцебиение ощущалось даже там – лихорадочное эхо билось под ладонью.

Он растопырил пальцы.

– Как ты предпочитаешь?

Люси застенчиво посмотрела ему в глаза. Неужели любовники не задавали ей такой вопрос?

– Как обычно. – Выражение лица было совершенно непроницаемым.

– А что для тебя «обычно»? Я заинтригован.

Она повела плечами:

– Почему бы тебе не приступить к делу и не выяснить самому?

Она хочет, чтобы он учился методом проб и ошибок?

– С удовольствием!

Тристан снова накрыл ее рот своим. Люси негромко пискнула. Он коварно ухмыльнулся. Люси издала этот звук совершенно непроизвольно. И Тристан потерял чувство времени, доставляя им обоим удовольствие, извлекая все новые и новые сладострастные звуки при помощи пальцев и языка; его спина покрылась потом, а желание оказаться внутри Люси стучало в крови подобно молоту.

Она выскользнула из-под него, тяжело дыша.

– Я бы хотела, чтобы мы приступили к делу.

Он не возражал. Однако она все еще была довольно зажата – даже для одного его пальца, – чтобы он пошел дальше.

Тристан покачал головой:

– Мы не готовы.

Люси нетерпеливо пнула ступней одеяло.

– Пожалуйста.

Тристан всунул второй палец и, наверное, слишком резко – Люси зажмурилась и сдавленно ойкнула от дискомфорта.

Он замер.

Совсем не такой реакции он добивался.

Ее лицо постепенно расслабилось. Новая волна блаженства?

Внутри шевельнулась смутная догадка.

Желание пропало. Комната снова обрела очертания: потрескивание дров в камине, шероховатость шерстяного одеяла под боком. На поверхность всплыли мелочи: неловкий поцелуй, вскрик удивления, чрезмерная зажатость и тревожность… Черт возьми! Не может быть!

Он мягко отстранился, не решаясь взглянуть на нее:

– Люси…

Она распахнула глаза, с тревогой и подозрением.

Бесстыдство, с которым она встретила его – совершенно обнаженная. Только опытная женщина способна на такое. Или женщина, которая, столкнувшись с вызовом, инстинктивно предпочитает бить, а не бежать. Тристану стало не по себе.