черный кирпич незнакомого девайса из коробки. Я сунул руку в петлю, которая явно для этого и предназначалась. Рука легла удобно. Пошевелил окуляр. Покрутил камеру в руке. Ага, вот сюда вставляется батарея… Кнопки. Заглушка какая-то… Инструкция? Здесь же должна быть инструкция? Надеюсь, она на английском, а не на японском… Эрканчика для предварительного просмотра нет. То есть, снимать вслепую, а потом на телевизоре оценивать, что получилось. Прямо-таки лотерея! Аж олдскулы свело!

Ну и накрыло немного головокружением от того, с какой скоростью на самом деле шагает технический прогресс. Вроде и времени прошло не так много, и люди не очень-то изменились, а вот техника…

— Рада, что тебе нравится, — мама быстро обняла меня и отпрянула. Улыбнулась. — Но ты же будешь нам ее давать попользоваться на всякие важные события, ведь правда?

— Да ясен пень! — заверил я. — Спасибище еще раз! Ты лучше всех у меня!

Мама с довольным видом удалилась.

Так, значит, спать откладывается на некоторое время. Нужно разобраться, как эта штука работает. Хотя бы в первом приближении.

Я распотрошил коробку полностью. Шнуров, конечно, пипец… Ну, это понятно, зарядка для батареи. Вот сюда она вставляется… Щелк. И шнур в розетку.

Диодик засветился красным.

Понятно.

Так, что тут еще?

Вот этот провод явно для подключения к телевизору. Три разноцветных «тюльпанчика». А вот этот?

Плоская прямоугольная заглушка и шнур со штекером.

А! Если эту заглушку воткнуть на место батареи в зарядник, а штекер в камеру, то можно включить камеру от розетки.

Блин, не влезает… А куда ее тогда?

Я покрутил камеру. Сунул на удачу заглушку в место для батареи. Щелк!

Ага, понял!

Через полчаса возни с новым девайсом мне удалось заставить камеру работать. Ну, во всяком случае, она зажужжала, кассета внутри закрутилась.

Ну что ж, мечты сбываются. Теперь надо прикупить таких же кассеток, толстеньких, размером с половину ладони, и положить начало нашей видеохронике…

На вокзал я примчался почти бегом. Протолкался сквозь толпу к табло. Так, московский поезд прибывает через пару минут на седьмой путь. Я ринулся к туннелю, лавируя между неуклюжими гружеными пассажирами и деловитыми встречающими.

Сэнсей сообщил, что они едут в восьмом вагоне. Мне надо перехватить их на перроне и проводить до места. Вопрос с проживанием решился вполне удачно. Сначала я думал, что их приютит Шутихин старший в своей студии. Он был даже не против. Но в разговор вмешался один из его приятелей и предложил поселить московских гостей в совершенно пустой квартире на проспекте Ленина. Происхождение этого жилища он пытался на пальцах объяснить, но там было очень много родственных связей и сложных семейных взаимоотношений, так что вникать я не стал. Уяснил главное — убитая на вид трешка в сталинке, со всеми удобствами и спальными местами отдается в полное распоряжение группы «Папоротник» на ближайшую неделю или даже больше, если они пожелают. Вот ключи.

Я сунул руку в карман, чтобы удостовериться, что они на месте. И помчал вверх по лестнице на перрон. К которому как раз неспешно «причаливал» московский поезд.

— Вот это хоромы! — Сэнсэй широко раскинул руки и прошелся по просторному коридору. Рассохшийся паркет под его ногами жалобно заскрипел.

Квартира была огромная. Правда, выглядела она страшнее атомной войны — обои от стен или отваливались, или были уже оторваны. А на длинной узкой, как чулок, кухне еще и были исписаны всякими стихами и надписями. Посреди гостиной стоял обшарпанный, но крепкий, как скала круглый стол. Над которым сиротливо болталась на шнурке одинокая лампочка. Горячая и холодная вода были в наличии, а вот свет в ванной не включался, даже после того, как мы вкрутили новую лампу. Но там имелось довольно большое окно под потолком. Хоть и почти непрозрачное от вековых потеков, но свет все еще пропускало. Пожелтевший потолок намекал, что курили здесь много и изобретательно. Правда, в одной из спален было холодно. Зато она выдавалась фонарем эркера прямо на главный проспект города.

— Ну что ж, бывали у нас гастроли и получше, конечно, — резюмировал Сэнсэй, когда мы завершили их заселение и я принялся выгружать в рычащий старый холодос продукты, которыми предусмотрительно затарился сегодня на рынке после своей смены. — Но, честно говоря, Велиал, мое почтение…

— Все нормально? — уточнил я на всякий случай. — Я могу попросить отца посмотреть, что там с лампочкой в ванной…

— Да забей, — Сэнсэй хлопнул меня по плечу. — Ты лучше скажи, по условиям проживания мы гостей тут принимать можем?

— Да сколько влезет, — усмехнулся я. — Хозяин этих хором сказал, что прежних жильцов вы все равно не переплюнете. Квартирка, можно сказать с историей. Так что соседи привычные ко всяким… Приключениями.

— Добро! — Сэнсэй расплылся в довольной улыбке. — Я там видел очень притягательные бутылочки… Это же для нас припасено, я правильно понимаю?

— Ну уж точно не для мамы с папой, — ухмыльнулся я.

— И концерт у вас завтра, — уточнил он.

— Все так, Сэнсэй, все так! — подмигнул я.

— Значит время наполнить бокалы и припасть, так сказать, к источнику новокиневского гостеприимства! — Сэнсэй снова раскинул руки и медленно закружился, глядя в высокий потолок. — Эта квартира должна быть полна интереснейших историй…

— Думаю, ее хозяин с удовольствием их тебе поведает, — усмехнулся я, расставляя на круглый стол стаканы. — Лично я запутался в его шуринах и кумах, и ни черта не понял.

— Знаешь, я сейчас вспомнил, как мы ездили выступать в город Новосарск…

— Новозаринск, Сэнсэй! — поправил его один из музыкантов, возившийся со штопором.

— А, да, точно! — Сэнсэй расплылся в глуповатой улыбке. — Дело было прошлой зимой. Нам купили билеты, и сначала все выглядело весьма многообещающе… Ровно до тех пор, пока мы не вылезли на пустой перрон ночью. И мне бы насторожиться, дураку. Город, в который мы ехали — это, стало быть, Новозаринск. А станция, до которой у нас были билеты, называлась ОП какое-то там. Мы вылезли, поезд махнул нам хвостом и уехал. А мы стоим на заваленном снегом перроне посреди нигде. И никого нет, главное. Даже населенного пункта вокруг никакого не наблюдается. Только будка какая-то, где окошко светится. Ну, мы, ясен перец, пытаемся ломиться туда, а из-за двери нас недвусмысленно посылают на три советских буквы. А вокруг зима, темнота и одноколейка. Мы совсем,