* * *

Через день в лагерь прилетел эксперт по международным отношениям — улыбчивый темнокожий человек в гражданском костюме. Спортзал снова освободили от спортивных снарядов, у стены установили трибуну, и с этого пьедестала эксперт, сотрудник Штаба по оказанию военной и экономической помощи, прочитал им лекцию о причинах войны, которую ведут менгенцы, и о роли Объединенных сил в разрешении конфликта.

Он говорил долго и вычурно, время от времени перемежая речь демонстрацией пояснительных роликов, и Брук, у которого после очередного спарринга с Вироном зверски звенело в голове, с трудом уловил, что причиной всему явилась экономика. Лектор сообщил, что двадцать лет назад произошел раздел Менгенской республики на два государства — Западный Менген и Берат, и что это событие стало итогом почти полувекового экономического противостояния Менгена и корпораций Альянса. Рассказал, что Западный Менген при поддержке Альянса принял новый политический строй — пропорциональную демократию, в то время как Берат остался верен древнему анахронизму — федеративной республике на основе всеобщего выборного права. Вскользь пояснил, что после раздела страны начались выступления коренных жителей Запада — потомков старателей, некогда построивших процветающий бизнес по добыче и производству неокинетика. Менгенцы протестовали против того, что их якобы при попустительстве правительства вытесняют предприниматели Альянса, и были недовольны тем, что их страна скупается иностранцами за бесценок.

Брук понял едва ли половину из сказанного.

По словам эксперта выходило, что отдельные (немногочисленные) граждане Западного Менгена попросту не хотят, чтобы деньги от переработки и продажи ценного сырья перестали уплывать в иностранные банки. Ситуация усугубляется территориальными притязаниями Берата, чьи политики мечтают о воссоединении страны. Только за последний год на границе двух стран было зафиксировано более пятидесяти вооруженных столкновений. Диверсионные команды и части регулярных войск Берата просачиваются через границу Менгена. Жертвами нападений становятся не только военные объекты, но и гражданское население.

Следует особо отметить, добавил лектор, что эскалация войны и разрастание очага нестабильности неизбежно затронет интересы крупных инвесторов из стран Альянса и уничтожит Луакари как рынок сбыта. Целью Объединенных сил, таким образом, является недопущение актов геноцида со стороны бератских военных, сдерживание накала вооруженных выступлений оппозиции и оказание содействия процессам политического разрешения кризиса.

«Следовательно, препятствуя развалу страны, мы защищаем экономические интересы Альянса, а значит», — и своих стран, заключил лектор.

Все это не вполне соответствовало представлениям Брука о назначении Объединенных сил, сложившимся у него за время учебы в школе. Поэтому, слушая ровный голос сотрудника международного штаба и глядя на большую голографическую карту, где были отчетливо обозначены сферы влияния сторон и залежи природных ископаемых, он постепенно проникался неприязнью к гражданскому болтуну. Брук надеялся услышать простые, понятные слова, что-нибудь на тему защиты свободы или помощи угнетенным, за что, по его мнению, и стоило сражаться, а не эту политическую ахинею. Ему хотелось встать и сказать: «Да что за ерунду вы тут несете?»

Он окинул взглядом равнодушных солдат, сидевших рядом. На бездумных, сонных после обеда лицах нельзя было прочесть ни малейшего интереса к услышанному. На них было написано единственное желание: скорее бы закончилась эта трепотня, а после наступил вечер и личное время, чтобы можно было выпить пива в солдатской лавке и поскорее завалиться спать.

А лектор все говорил и говорил. Упоминал крупные капиталы и национальные интересы участников Альянса. Характеризовал экономические конфликты с неразвитыми демократиями, к коей отнес и противника Менгена — Берат. Затронул меры по модернизации политической системы союзника, как основы для скорейшего освоения ресурсов планеты и создания предпосылок для членства страны в Альянсе. Потом Брук поймал на себе пристальный взгляд Санина, и у него вдруг пропало всякое желание высказывать свое мнение. «Правило номер один», — вспомнил он. Не высовывайся. Он почувствовал себя разбитым и, как и остальные, желал теперь только одного — чтобы эта говорильня поскорее закончилась.

— Не принимай близко к сердцу, Фермер, — посоветовал Санин. — Какая разница, чья это война, если нам нравится на ней воевать?

— Конечно, сержант, — послушно ответил Брук.

Однако лекция колом втемяшилась ему в душу.

Он думал об этом по дороге на ужин. Думал во время уборки территории. Думал в спортзале, когда до изнеможения работал на силовых тренажерах.

И вечером, после отбоя, ему все не давала покоя лекция. Лежа без сна в своей палатке, Брук время от времени подносил ладонь к лицу и подолгу смотрел на силуэты растопыренных пальцев. И еще он разглядывал фосфоресцирующие знаки личного номера.

Знаки таинственно просвечивали из-под кожи. «Эм-Эр». И три семерки. Плюс еще три.

«Эм-Эр» — это, конечно же, Мероа, подумал он. Первое число — код призывной команды. Второе — порядковый номер. В сумме числа наверняка показывают, сколько парней до него покинули безопасный внешний купол, чтобы нести миру свет истинной цивилизации или, если понадобится, за волосы вытаскивать его из пучин варварства.

Ни о чем таком Брук раньше не задумывался, но теперь эти знаки не давали ему покоя, будоражили воображение, тревожили, влекли и пугали. Сколько самых разных людей за этими цифрами! Он вспомнил учебные фильмы с уроков истории.

Горожане в одинаковых оливково-зеленых комбинезонах толкались и резвились перед камерой, как расшалившиеся дети. А ведь им предстояло отправиться на Фарадж или на Гатри, чтобы погибнуть под бомбами или сгинуть среди грязевых пустынь. Одному Богу известно, сколько защитников цивилизации осталось в той грязи. Порой Бруку даже казалось, что он в состоянии представить каждого из этих парней, и каждый ухмылялся в камеру и презрительно сплевывал, всем своим видом показывая, что ни взорванные дома, ни очереди из засады не остановят человечество на пути к миру и процветанию.

Брук прислушался к стрекоту воздушного наблюдателя, нарезавшего круги над полосой безопасности.

— Что-то я недопонял, — тихо спросил он, — мы тут что, чужие деньги защищаем?

Ответом ему было лишь сопение да скрип коек. По брезенту стучали капли редкого дождика. Взвод спал.

Потом в ночи протяжно завыло какое-то животное. Вой перешел в раскатистый издевательский хохот, словно тварь знала какую-то страшную тайну, очевидная разгадка которой была недоступна для толпы глупых двуногих.

Гор дернулся и шумно сел, свесив ноги.

— Оно меня с ума сведет! — пробормотал он, не открывая глаз. — Каждый раз, как только я засыпаю, оно начинает выть. Я просыпаюсь, и мне кажется, что я снова в джунглях, только почему-то без оружия.

— Мерзкая тварь! — сонным голосом согласился Пан.