из-за разреза и этот цвет ей совершенно не шел. Ниалл ловил взглядом ее губы, накрашенные вишневой помадой, что растягивались в улыбке, скользил по шее, которая открывалась его взору, когда она от смеха запрокидывала голову назад. Дафна находилась рядом, словно защищала ее от любого, кто посмеет причинить ей боль. Адриан сидел поодаль и то и дело касался метки, когда Фанни пропадала из поля его зрения. Он выглядел счастливее, чем обычно. Даже Селена смеялась над шутками Хаосова мальчишки и только Ниалл хмуро подпирал кулаком подбородок. Он все пытался поймать ее взгляд, но она упрямо не смотрела в его сторону. Наложницам запрещалось танцевать с кем-то, кроме Бога, разговаривать же разрешалось, и сейчас мальчишка с кудрявыми русыми волосами подошел к Персефоне и, лучисто улыбаясь, оставил на ее руке поцелуй. Ниалл крепко сжал челюсть и отвернулся. Какого Хаоса его это задевает? Взгляд вернулся назад. Брови поползли вверх, а лазурные глаза распахнулись. Девушки нигде не было, мальчишка тоже испарился и внизу живота Ниалла похолодело. Он вскочил с трона, осматриваясь. Адриан усмехнулся и сказал:

— Она на балконе. Одна. — Он поднялся, похлопал брата по плечу, обтянутому в нежно-голубую рубашку, а сам, спустившись с подножия трона, поклонился Дафне и девушка, лучисто улыбнувшись, вложила в его ладонь свои тоненькие пальчики.

Ниалл облизнул губы и, подхватив из ведра шампанское и два фужера, выскользнул на балкон, опечатывая дверь магией. Персефона сидела, свесив ноги вниз и положив голову на раскрытые ладони. Она смотрела на горящую линию горизонта, а теплый летний ветерок развевал змейки волос. Ниалл присел рядом, Персефона на него даже не взглянула. В груди кольнуло и Бог, закусив губу, откупорил пробку и разлил шампанское. Запахло розами и девушка, лениво повернув голову, подхватила фужер и сделала глоток.

— Извинений ждешь? — усмехнулся Ниалл и затаил дыхание, ожидая ответа.

Он должен был извиниться, только гордость не позволит ему раскрыть рта. Персефона медленно покачала головой:

— Как я могу требовать у Повелителя?

Ниалл проглотил гневный ответ. Безразличие и спокойствие в ее голосе выводило его из себя. Он хотел, чтобы она накричала, замахнулась на него, чтобы он заткнул ей рот поцелуем как тогда, когда она запустила в него платьем. Девушка молчала, Ниалл разомкнул губы, собираясь что-то сказать, но она вдруг спросила:

— Какого это?

— Что? — удивленно спросил Бог.

— Причинять боль, — девушка наконец повернулась к нему и продолжила: — Ты чувствуешь при этом что-то?

— Если ты о том, что произошло днем, то я…

— Нет, — перебила Персефона. — Я хочу знать: только я ничего не чувствую, причиняя боль тем, кто меня любит, или мы похожи?

Ниалл сделал глоток. Холодное вино потекло по горлу обжигающей волной. Он тяжело вздохнул и уставился в голубые глаза Персефоны. Он никак не ожидал ее вопроса и тот привел мужчину в замешательство, вмиг остудил горячий пыл и заставил задуматься.

— Я делал ужасные вещи, Персефона. Мои грехи так велики, что, пожалуй, нет мага более порочного, чем я. Я уничтожил народ брата, я без единого сожаления заточил его в камень, я поднимал руку на сестру и дочь. Но я чувствовал, что, делая больно им, хуже становится только мне. Я не заслуживаю Селену, которая всегда меня прощала. Я все еще ненавижу своего брата за то, что он отобрал у меня женщину, но я не заслужил его прощения. Мне жаль, я не хотел напугать тебя сегодня, не собирался делать больно. Просто ты попала под горячую руку.

— Не правда! Ты заслуживаешь больше любви, чем они. Я не обижаюсь на тебя, Повелитель Света. Я благодарна за откровение с обычной смертной.

Персефона протянула ладонь и коснулась горячими пальцами руки Ниалла. Он вздрогнул от робких прикосновений и крепко сжал челюсть. Почему она так говорит? Зачем пытается так глубоко увязнуть в его черной душе? Почему он уже в который раз раскрывает себя и позволяет ей стать ближе? Нельзя позволить ей быть рядом с ним. Слишком далеко зашли их игры, заставляя вновь ожившими чувствами потихоньку таять его заледенелое сердце.

— Смертная жизнь слишком коротка. Тебе нужен тот, кто будет делать тебя счастливой. И это не я, Персефона. Это совсем не я! Мы зашли слишком далеко, переступили черту и должны остановиться, пока все не зашло еще дальше, — покачал головой Ниалл. Он поднялся, чтобы уйти, но девушка схватила его за руку. Ее голос дрожал, а сердце вот-вот выпрыгнуло бы из груди.

— Ты ошибаешься, Повелитель Света! Я бесконечно влюблена в боль. Быть может, я сумасшедшая, но никто, кроме тебя, не разделит это самое сумасшествие. И если ты сейчас вновь уйдешь и оттолкнешь меня, побоявшись чувств, я найду и хладнокровно убью тебя. Ты же видел, я цинично смотрела на смерть близких.

— А я разве тебе близок? — спросил Ниалл.

— Ты моя неожиданная боль, что защемила душу и оставила на ней шрам в виде солнца.

Ниалл поддел подбородок Персефоны пальцем, обводя контур губ и сказал:

— А ты мой обсидиановый клинок, лишивший разума. — Он запустил в ее волосы ладонь и наклонил голову, грубо впиваясь в дымные губы поцелуем. Плевать, что она Хаос. Его тело возбуждалось, стоило почувствовать запах черники. Он знал, что погубит ее, но никому не позволит прикоснуться к его Персефоне. Отныне, она принадлежит только ему. Прижавшись бедрами ближе, Ниалл прорычал:

— Я хочу тебя каждую секунду своей проклятой вечности!

Персефона судорожно вздохнула. Это было больше похоже не всхлип. От рычащих ноток глубокого вибрирующего голоса Ниалла ее тело покрылось мурашками, а внизу живота заныло. Вся обида стерлась от горячих слов. Она перекинула ноги через бедра Бога и села на него сверху, обхватив лицо ладонями. Губы впились в его — сладкие как сахарная вата. Горячий морской выдох растекся на языке пряной свежестью. Персефона спустилась на шею, прикусила нежную кожу, расстегнула пуговицы рубашки, обнажая ключицы. Пальцы Ниалла сильнее впились в ее тонкую талию, а ткань штанов оказалась слишком тесной. Бог поднялся, Персефона обхватила его талию ногами и, развернувшись, Ниалл прижал ее к стене.

— Укуси меня еще раз, цветочек! — горячо прошептал он и впился в пепельные губы жестким, лишенным нежности поцелуем. Таким, что у нее разом стерлись все мысли, а тело целиком покрылось мурашками, от кончиков пальцев до затылка.

Девушка зарылась пальцами в платиновые локоны и, оттянув их назад, открыла своему взору пульсирующую жилку на шее Повелителя Света. Он застонал, почуяв легкую боль, а потом она наклонилась, прикусила алебастровую кожу и тут же поцеловала место укуса. Гости танцевали, наложницы искали