— Отворяйте ворота! — ревели толпившиеся перед поднятым мостом мужики, остервенело размахивая вилами над головами. — Именем Господа нашего Иисуса Христа! Впустите нас по-доброму, не то мы заставим вас. Нам нужен хлеб! Нам нужны женщины!

Соломенная крыша одного из деревенских домов задымилась и вспыхнула.

— Боже, они всё сожгут! — донеслось со стены.

Когда загорелся второй дом, стражники на смотровой башне засуетились. Послышался лязг шестерёнок, и мост медленно стал опускаться. Стоявшая снаружи толпа одобрительно заревела и приготовилась уже прыгнуть на мост, едва он опустится достаточно низко, но им навстречу вылетели, тяжело ударяя копытами, кони с сидевшими на них рыцарями. Отряд сверкал шлемами и обнажёнными мечами. Всадников насчитывалось не более тридцати, но они умело оттеснили толпу, нанося удары направо и налево. С крепостной стены донёсся рёв труб.

— Приказываю вам остановиться! — надсадно вопил монах, руководивший крестоносцами, подняв над головой распятие. — Во имя Гроба Господня, который мы призваны освободить, остановите избиение армии Христовой!

Рыцари заставили отступить толпу и выстроились в шеренгу.

— Сатанинские выродки! — исходя слюной, вопила толпа, выставив перед собой копья и вилы. — Будьте прокляты вы и ваши дети! Бесовские отродья!

Командир рыцарей взмахнул рукой.

— Убирайтесь прочь, бродяжье племя!

— А ты прогони нас! — послышалось в ответ. — Нас вон сколько, а вас что-то негусто!

Ван Хель с интересом наблюдал за происходящим. К нему подъехал де Белен.

— Ну что там? — спросил барон. — Мы уже почти готовы.

— Это всё-таки крестоносцы, только не рыцари, а самые отбросы. Но ведь на святую землю Палестины хотят попасть все, — сказал Хель. — Похоже, они грабят на своём пути всех подряд.

— Их уже остановили?

— Да, но не думаю, что этот сброд так легко откажется от своих намерений. Вглядитесь в их лица, милорд, они звереют с каждой минутой.

Барон повернул коня и вернулся к графу.

— Ваша светлость, вам не обязательно участвовать в схватке. Там всего лишь изголодавшиеся смерды.

Де Парси недовольно поморщился.

— Какая разница, кто там! Зря я разве нацеплял на себя всё это железо? Пусть не рыцари, а смерды! Я соскучился по крови! Дайте мне растоптать их!

Барон молча поклонился и перевёз взгляд на стоявшего в стороне Ван Хеля.

Протрубил рог, и отряд Робера де Парси, грозно ощетинившись копьями, выехал из лагеря. Могучие боевые лошади мчались, гремя спрятанными под красивыми попонами защитными щитками. Почти двести человек ринулось на растерявшееся крестоносное войско.

— Превратим же их в грязь! — призывал граф из-под опущенного забрала.

Монах с поднятым над головой распятием всё ещё продолжал кричать что-то, а его армия, увидев тяжеловооружённых рыцарей, бросилась наутёк. Лишь некоторые из крестоносцев, охваченные какой-то необъяснимой яростью, стояли на месте, выставив перед собой копья. Рыцари смяли их в считанные мгновения.

Де Парси остановился перед монахом и пророкотал из-под шлема:

— Кто позволил тебе нацепить на себя эту рясу, пёс?

— Именем Господа заклинаю тебя: опусти оружие! — И монах вцепился одной рукой в древко копья, стараясь отвести его от себя.

— Я верен своему правилу, пёс: никогда не останавливаться на половине пути! — надменно произнёс граф.

— Оставь в покое служителей креста, рыцарь! — Монах казался обезумевшим. — Властью, данной мне свыше, приказываю тебе отступить!

— Что?! — от негодования граф затрясся. — Ты смеешь приказывать мне?! Негодяй! Клянусь пресвятой девой, ты зашёл слишком далеко! Сдохни же, тварь, и пусть Всевышний позаботится о тебе на небесах, если ты дорог Ему!

Робер де Парси почти торжественно вонзил копьё в монашескую грудь.

Подоспевший к месту побоища епископ Бернард мрачно обвёл сощуренными глазами пространство, усеянное трупами.

— Ваша светлость слишком усердствует, — произнёс он. — Всё-таки это не язычники и не еретики. Они шли отвоёвывать Гроб Господень по призыву Папы.

— Мне нужно было выместить на ком-нибудь раздражение, — прогудел граф из-под забрала. — Надеюсь, ваше святейшество отпустит мне мои грехи.

Епископ поспешно перекрестил графа.

— Христос с вами, милорд.

Рыцари, приехавшие из крепости, остановились перед Робером де Парси.

— Позвольте выразить вам благодарность, граф. Вы оказали городу неоценимую услугу, — учтиво произнёс один из них, снимая шлем и встряхивая вспотевшей головой.

— Надеюсь, благодарные горожане позволят теперь мне и моим баронам въехать в ворота? — ворчливо сказал граф.

— Думаю, мы сможем решить этот вопрос положительно, несмотря на устоявшиеся правила карнавала.

— В таком случае, я буду ждать у себя в шатре, — ответил де Парси и повернул своего скакуна.

Под плещущимися на ветру знамёнами его отряд удалился.

Ван Хель не принимал участия в той схватке, он наблюдал за ней со стороны. Проезжая мимо него, де Парси придержал коня и спросил:

— Вам, сударь, показалось, что ваш меч не достоин замараться кровью черни?

— Я был абсолютно уверен, что ваша светлость справится с этой рванью в одиночку. Было достаточно одного вашего грозного вида, мессир.

Граф поднял забрало и хищными глазами впился в Хеля.

— Скоро к нам приедут с приглашением от магистратов, сударь. Не соизволите ли сопровождать меня в город? Сен-Пуан желает отблагодарить нас.

Хель поклонился.

Следом за отрядом графа он въехал в лагерь.

— Толстяк! Где ты? — позвал Хель. — Собирайся, у тебя есть возможность сытно поужинать.

Шарль боязливо высунулся из повозки.

— Война закончилась?

— По крайней мере, оружие сейчас не звенит.

— Это обнадёживает. Кажется, ты говорил про ужин?

— А разве у тебя не пропал от страха аппетит?

— Что ты, мой друг. Когда я нервничаю, голод одолевает меня с удвоенной силой… Похоже, надвигается дождь. — Шарль Толстяк указал глазами на закат. Солнце почти скрылось, а по небу тянулись плотные чёрные тучи. — Настроение природы вполне соответствует мрачной картине побоища. Как ты думаешь, эти бродяги, нагруженные копьями, вилами и ножами, не надумают вернуться сюда?

Ван Хель посмотрел в наползающую мглу.

Уже в полной темноте прискакали, держа в руках факелы, всадники с приглашением графу и его свите. А когда гости въехали в городские ворота, сверкнула первая молния. Последовавший за ней гром, перекатывался по небу, никак не желая смолкнуть. Затем молнии полоснули со всех сторон, и, едва гости вошли в зал, где накрывались столы, на улице хлынул дождь.