Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путаясь в клапанах, молниях, парень, наконец, освободился от комбинезона. В трусах, несвежей футболке, с голыми ногами, покрытыми темными волосами, патриотовец растерял былую удаль и скорее будил жалость.
Бывший узник крепко связал руки за спиной трясущемуся от страха парню своей же веревкой, так удачно разрезанной в одном месте. Ноги стянул собственным ремнем. Разрезав рукав сталкерской куртки, и так похожей на лохмотья после нападения слепой собаки, Грек вбил парню в горло кляп.
Настолько быстро, насколько смог, Грек натянул на себя комбинезон, мысленно похвалив парня за подходящую фигуру. Живот, правда, выпирал. Но комбинезон тем и хорош – разошелся у пояса и только. Издалека сойдет. Грек сдернул с головы присохшую к ране повязку, навесил на плечо автомат, подобрал валяющийся нож и лезвие.
– Где парень, что был со мной? – он склонился над пленником. – Сейчас выну кляп – не ответишь, прирежу на хрен. Ну?
– В соседней камере. Там.
– В какой стороне?
– Справа, – парень подтвердил направление кивком головы.
– Посты где?
– У центрального входа в ангар. И с боку, там стена провалена до потолка…
– Понял, – Грек вставил кляп на место. – Я буду еще здесь. Рядышком. Сынок, услышу звук – пеняй на себя.
Парня трясло.
Не до конца уверенный, что поступил правильно – проще было бы парня убить, Грек запер дверь на засов с другой стороны.
«Будем надеяться, – думал он, что ты один такой добрый тут шлялся поблизости».
Сбежавший Очкарик отвлек на себя охотников, значит, есть надежда на то, что до утра никто не хватится. Дважды за ночь устраивать шухер – дураков нет.
В слабо освещенном коридоре стояла тишина. Не могли патриотовцы оцепить весь ангар. Скорее всего, трещины и дыры в стенах остались без должного присмотра. Еще днем, когда его водили к Сэмэну, Грек присмотрел подходящую дыру в стене, в том месте, где лестница с перрона вела в подвал. Кусок бетона обвалился, и оттуда торчали ветви вездесущего кустарника.
Парень не обманул. В соседней камере, закрытой на металлический штырь в щеколде – действительно обнаружился Макс. Он слепо щурился, разглядывая проводника.
– Тихо, – шепнул Грек, предупреждая вопрос.
Разрезав веревки, стягивающие руки, он вздернул парня за шкирку и поставил на ноги.
– Все, что могу, – он втиснул нож в посиневшие руки. – За мной. И ни звука.
– Очкарик, – не удержался Макс.
– Убью, – коротко отрезал Грек.
В коридоре, по обеим сторонам которого тянулись открытые и закрытые двери, по-прежнему стояла тишина. И в комнате, где Грек оставил связанного бойца, тоже было тихо.
Грек сбежал по лестнице и с ходу вломился в кусты. Вырвавшись наружу, он застыл у стены, чувствуя лопатками холод бетона. Из провала, путаясь в зарослях, вывалился Макс.
Темнота ночи отступала. Она перестала быть непроглядной. Короткое предрассветное затишье нарушали резкие всхлипы болотных жаб.
Счастье могло закончиться в любой момент. Им повезло: дыра, которой они воспользовались, находилась в стороне от входа в ангар. В лучшем случае, фора, предоставленная патриотовцами, могла растянуться от пятнадцати минут до получаса. А в худшем, все решится сейчас.
Наметив близкую цель – словно ножом срезанные на уровне первого этажа развалины дома, за которыми можно было укрыться, Грек рванул туда. Только там, вжимая спину в осколки кирпичей, торчащих из стены, он впервые осознал, что у них может получиться. На территории постоянно меняющейся Зоны отрыв минут в пятнадцать дает реальный шанс, а полчаса решают многое, если не все. Никто не спорит – среди патриотовцев имеются хорошие следопыты, но Зона изменчива. Никому не дано знать, на чьей она стороне. Сегодняшним утром у Грека имелись основания полагать, что Зона к нему благоволила.
До бара "Сталкер" рукой подать – но, скорее всего, туда и подался Очкарик. Кстати, что там патриотовец говорил о какой-то бабе? С ума они там все посходили. Но каков пацан! Сбежал! Нет, не ошибся в нем Грек, полагая, что из мальца выйдет толк. Ладно, даст Зона – увидятся, тогда и узнает всю правду о побеге.
Чтобы не оказаться в опасной близости от тех, кто пошел по следу Очкарика, проводник взял восточнее бара. Он рассчитывал выйти с Зоны в районе Темной долины. Выход там хуже не придумаешь, по мелководью весьма коварной реки. Грек пользовался этим выходом всего один раз, но воспоминаний хватило на всю жизнь.
По уши в грязи, едва не угодивший в болотную штучку, он тогда вышел на берег, сам похожий на кровососа. С той лишь разницей, что у кровососа щупальца на голове, а он с головы до ног оказался увешан огромными, лилово-черными пиявками. Твари легко прокусили костюм и добрались до тела. Они не оставили без внимания никакой – даже самый драгоценный участок тела – мужское достоинство. Отчего-то именно этот факт вызвал не приступ жалости к себе любимому, а наоборот – взрыв ярости. Вполне возможно, именно это и спасло ему жизнь.
Срывать пиявок с тела бесполезно. В таком случае Грек рисковал вообще остаться без кожи и умереть от потери крови. Ему пришлось поочередно прижигать хвост каждой пиявки зажигалкой. Тогда они раздирали шипастые пасти и дохли. Когда Грек избавился от последней, изгибаясь самым немыслимым образом, чтобы снять их с задницы – благо добраться до спины, прикрытой рюкзаком они не смогли, но за шею пара штук все же уцепились – от кровопотери он потерял сознание. Почему он тогда не умер, до сих пор вызывает у него удивление. Однако так было. Он пришел в себя от холода. Его вернула к жизни фляга с медицинским спиртом, которую он всегда носил с собой.
Кстати сказать, с тех пор Грек в голом виде представлял собой весьма любопытное зрелище. Красные кружки, наподобие тех, что остаются от банок, поставленных при простуде, только меньше раза в два, шли по всему телу. Не исключая и детородного органа. Вид обнаженного, в диковинной раскраске тела, неизменно вводил супругу в состояние ступора. С тех пор исполнять супружеские обязанности Греку приходилось строго в темноте.
Когда очередному свиданию с пиявками имелась альтернатива валяться в Зоне с прострелянной башкой, Грек выбрал первое. От патриотовцев не уйти. За кордоном страсти поутихнут. Скорее всего, на них с Максом будет объявлена охота. Но все это после, после.
Грек торопился, беспрестанно наращивал темп, памятуя о том, что каждая минута может стоить жизни. Банально, но факт. Ты