Он снова и снова повторял этот эпизод, концентрируясь на темном прогале между тем мгновением, когда он поднял телефонную трубку, и другим — когда повесил ее на аппарат, пытаясь как-то заполнить провал в памяти, когда Марти на кровати рядом с ним принялась стонать во сне.

— Не волнуйся. Все хорошо. Успокойся, — шептал он, легко положив руку ей на плечо, пытаясь нежно вывести ее из кошмара в спокойный сон, как он недавно сделал с Валетом.

Но Марти не успокоилась. Ее стоны сменились хныканьем, она задрожала, принялась слабыми движениями отпихивать одеяло. Потом хныканье перешло в пронзительные крики, она забилась, сбросила одеяло, резко села, а затем вскочила на ноги. Она уже не визжала в ужасе, а задыхалась, по груди пробегали спазмы тошноты, разинутый рот искривился в рвотном движении, и она с силой зажала его обеими руками, словно истерически отказывалась от чего-то, входившего в меню банкета, на котором была во сне.

Вскочив почти так же порывисто, как и Марти, Дасти обежал вокруг кровати, зная, что Валет испугается происходящего.

Она испуганно обернулась к мужу:

— Держись подальше от меня!

В ее голосе прозвучал такой надрыв, что Дасти и впрямь на мгновение приостановился, а собака вздрогнула всем телом. Шерсть по всей длине хребта Валета поднялась дыбом. Проведя еще раз по губам, Марти взглянула на руки, как будто ожидала увидеть на них свежую кровь — и, возможно, не свою собственную.

— О, боже, мой боже!

Дасти сделал шаг в ее сторону, и снова она не менее отчаянным голосом, чем прежде, приказала ему держаться на расстоянии.

— Ты не должен доверять мне, не должен подходить ко мне, и не думай, что тебе это можно.

— Это был всего-навсего ночной кошмар.

— Это кошмар.

— Марти…

Она опять согнулась в судорожном приступе тошноты, вызванном воспоминанием о только что увиденном сне, и испустила тоскливый стон отвращения и боли.

Несмотря на предупреждение, Дасти все же подошел к ней, и, когда он коснулся ее, она отпрянула и яростным движением отпихнула его в сторону.

— Не доверяй мне! Нет, нет! Ради Христа, не надо! — И, не желая проходить рядом с мужем, она по-обезьяньи ловко вскочила на разбросанную постель, спрыгнула с другой стороны и вбежала в смежную ванную.

Собака испустила короткий, резкий не то лай, не то вскрик, словно кто-то яростно дернул за струну. Звук отдался в теле Дасти и пробудил в нем такой страх, какого он еще не знал прежде. Ибо увидеть Марти в таком состоянии второй раз оказалось еще ужаснее, чем в первый. Один раз мог оказаться случайностью. Два раза уже походили на систему, а в системе можно было разглядеть будущее.

Он поспешно отправился вслед за Марти и обнаружил ее стоявшей около раковины. Из крана лилась холодная вода. Только что распахнутая дверца аптечки по инерции закрылась.

— Похоже, что на сей раз хуже, чем обычно, — заметил Дасти, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.

— Что?

— Кошмар.

— Это был не такой, вовсе не такой привычный, как Человек-из-Листьев, — ответила Марти. Но было совершенно ясно, что она совершенно не намеревалась развивать эту тему.

Она сорвала крышку с бутылочки сильного снотворного, продававшегося без рецепта, которым они изредка пользовались. Поток голубых таблеток хлынул в ее подставленную левую ладонь.

В первый момент Дасти решил, что она хочет проглотить все эти таблетки, но это было просто смешно: Марти наверняка в любом состоянии понимала, что даже целая бутылка не убьет ее, а, кроме того, муж стоит рядом и, конечно же, выбьет снотворное из ее руки прежде, чем она успеет отправить всю горсть в рот.

Но Марти сразу же высыпала часть пилюль обратно в бутылочку. У нее на ладони осталось лишь три штуки.

— Максимальная доза — две, — напомнил Дасти.

— Плевать я хотела на максимальную дозу. Я намереваюсь прийти в себя. Я должна выспаться, должна отдохнуть, но не собираюсь смотреть еще один сон наподобие этого. Да, да, ничего похожего на это.

Ее черные, влажные от пота волосы были спутаны, как змеиная корона какой-нибудь горгоны, с которой она встретилась во сне. Пилюлям предстояло разделаться с монстрами. Вода с плеском полилась в стакан, Марти кинула таблетки в рот и запила их одним большим глотком.

Дасти не вмешивался. Три пилюли, наверно, многовато, но они вовсе не означали вызов «Скорой помощи» и аппарат для промывания желудка, а если утром у нее будет немного кружиться голова, то, возможно, и беспокойство при этом будет немного меньше.

Он, правда, не считал, что глубокий сон исключит сновидения, как, видимо, рассчитывала Марти. Но если она будет спать, то, даже проведя ночь в безжалостной схватке кошмаров, к утру все же отдохнет лучше, чем если проведет ночь без сна.

Опуская стакан, Марти заметила свое отражение в зеркале и вздрогнула. Именно от того, что увидела себя в этот момент, не от холодной воды.

Как зима вымораживает синеву из воды чистого озерца, так и страх обесцветил лицо Марти. Оно было бледным, как лед. Щеки приобрели какой-то серовато-фиолетовый оттенок, а там, где Марти с силой прижимала руки к лицу, виднелись цинково-серые пятна.

— О, боже, ты только посмотри, какой я стала, — горестно простонала она, — только посмотри…

Дасти понимал, что она говорит не о своих повлажневших и спутанных волосах, не о мертвенно побледневшем лице, а о чем-то другом, ненавистном, что, как ей показалось, она заметила в глубине своих голубых глаз.

Выплеснув последние капли воды из стакана, Марти размахнулась, но Дасти перехватил ее руку и, прежде чем она швырнула стакан в зеркало, вынул его из стиснутых пальцев.

Почувствовав его прикосновение, Марти отскочила в тревоге и с такой силой врезалась в стену, что сдвижная дверца душевой кабины прокатилась на своих роликах и с грохотом ударилась в косяк.

— Не приближайся ко мне! Ради бога, неужели ты не понимаешь, что я могу сделать такое… Могу сделать все что угодно?

— Марти, я не боюсь тебя, — ответил Дасти, превозмогая комок, который от волнения встал у него в горле.

— Разве далеко от поцелуя до укуса? — спросила она. Ее голос был хриплым и срывался от страха.

— Что?

— Я могу во время поцелуя откусить тебе язык.

— Марти, пожалуйста…

— От поцелуя до укуса… Так легко оторвать тебе губу. Откуда ты знаешь, что я не могу этого сделать? Что я не сделаю этого?

Если она еще не была охвачена непреодолимым приступом паники, то на всех парах неслась к нему, и Дасти не знал, как ее остановить или хотя бы замедлить.

— Посмотри на мои руки, — приказала она. — Эти ногти. Акриловые ногти. Почему ты думаешь, что я не могу ими ослепить тебя? Разве я не могу вырвать тебе глаза?