Леший сплюнул и зашагал в другую сторону. Я подумал было — уходит, но он только дошел до угла магазина и спрятался за погасшим фонарем. За окнами магазина мелькали тени. В бинокль мне удалось разглядеть взлетающие руки — это, скорее всего, был ювелир — и голову Михаила за приоткрытой занавеской. Тревоги или страха на его лице не было. Только обычная для него деловая сосредоточенность. Значит, пока все в порядке.

Я опустил бинокль.

Прямо передо мной стоял человек в пиджаке.

— Ну, здравствуйте, что ли, — тихо сказал он.

— Здравствуйте, — так же тихо ответил я.

И мысленно добавил пару ласковых самому себе. Это ж надо было так опростоволоситься!

— Вижу, что у нас с вами интерес к одному человеку, — он кивком указал в сторону лешего.

В темноте я едва заметил это движение.

— А почему вы решили, что он меня интересует? — спросил я; исключительно чтобы малость потянуть время и сообразить, какую линию поведения выбрать.

— Потому что я — не тот человек, который был бы кому-то интересен, — самокритично рассудил мой новый знакомый. — А за теми двумя вы внутрь не пошли. Вот я и интересуюсь, зачем это вам сдался мой подопечный? И кто вы, собственно, такой?

— Могу задать вам те же вопросы, — ответил я.

Как оказалось, он ожидал подобного вопроса и даже успел подготовиться к нему:

— А я вам отвечу. Агент сыскной полиции Зайцев Иван Анатольевич, нахожусь тут по служебной надобности.

Он отогнул полу пиджака. Внутри на ремне висел потайной фонарь, аккуратно прикрытый отрезанной снизу подкладкой пиджака. Когда тот загорелся, ткань четко обозначила границы, за которые свету не разрешалось переступать. Леший, к которому Зайцев стоял спиной, не увидел даже отсвета, а я смог изучить документ, подтверждающий слова моего нового знакомого, и, с куда большим интересом, всю эту хитроумную конструкцию.

— Здорово придумано, — сказал я.

— Спасибо, — Зайцев едва заметно кивнул. — Теперь ваши ответы.

— Извольте. Как и вы, агент сыскной полиции, Кошин Ефим Родионович.

— Я вас раньше не видел.

— Должно быть, вы не бывали в Кронштадте, — ответил я и предъявил свой документ.

Зайцев очень внимательно изучил его в свете фонаря и только потом вернул мне.

— Что, этот жук, — тут он вновь кивнул в сторону лешего, — и у вас наследил?

— Да вроде нет.

Мы помолчали, наблюдая за магазином. Во втором слева окне были отчетливо видны три тени. Одна размахивала руками, две другие застыли неподвижно.

— Тогда зачем вы здесь? — тихо спросил Зайцев. — Если, конечно, это не служебная тайна.

— Эту тайну знает, похоже, даже он, — я указал на лешего.

Тот, держась рукой за столб, старательно высматривал, что происходило в магазине.

— Хм… Тогда поделитесь с коллегой.

— Я — помощник инспектора Гаврилова, — начал я.

Зайцев кивнул.

— Ага, слышал про него. Нас Лев Григорьевич еще вчера пропесочил на эту тему, чтоб не осрамились, — он усмехнулся. — Только не говорите, что вы меня тут инспектируете. Я — сошка маленькая.

— Нет, — я покачал головой. — По правде говоря, вы для меня сегодня оказались сюрпризом. Я присматриваю за теми двумя, что в магазине. Знаете их?

— А то! Морошкины оба. Инженеры наши. Уже лет десять грозятся построить самолет и пролететь над городом, только не выходит у них ничего. Между прочим, в долгах как в шелках. Я тут призадумался, за каким это лешим их по ювелирам понесло, да еще на ночь глядя. Чую, дело нечисто. А внутрь чего не заглянете? Не хотите перед нашим приятелем светиться?

— Точно так. Он ведь меня знает, следил за мной.

Говоря это, я внимательно — насколько возможно, конечно, в этом сумраке — наблюдал за реакцией Зайцева, но тот только хмыкнул тихонько.

— Надо же! Это когда было?

— Сегодня в полдень, — ответил я. — От вокзала и до почтамта. Потом как сквозь землю провалился.

— Вот, значит, где он болтался, — констатировал Зайцев. — А я его в мебелирашках высматривал. Он там комнатушку снял.

— И под каким именем записался? — сразу заинтересовался я.

— Какой вы хваткий, — усмехнулся Зайцев. — Семенов Артур. Без отчества. Только не дает это нам ничего. Я утром в картотеке порылся. Единственный на всю округу Семенов Артур еще весной утонул в болоте. Понесло его по пьяни ночью грибы собирать. Пустую корзинку на болотах нашли, а его утопшим записали.

— То есть теоретически он мог и не утонуть.

Зайцев покачал головой.

— Теоретически. Слово-то какое мудреное. Да нет, никак не мог. Даже теоретически. Я наши края хорошо знаю. Там и днем, бывало, люди гибли, а уж ночью верная смерть. Нехорошее место, нечистое. Бабки поговаривают — проклятое. Мне по должности не положено в бесовщину верить, а так бы враз с ними согласился.

— А где это? — спросил я.

Академий мой коллега явно не заканчивал, но излагал так ясно и точно, что я буквально воочию увидел перед глазами карту. Гиблое место находилось едва ли в полукилометре от места встречи с русалками, если строго по прямой.

— Интересно, — протянул я. — А что за человек был этот Семенов?

— Так лично я его не знал, — отозвался Зайцев. — Записан как инженер, вроде этих двоих, а не рвань какая-нибудь голяцкая, так что искать должны были на совесть, если вы к тому.

Тени за окнами пришли в движение. Мы замерли. Дверь магазина открылась, выпуская обоих Морошкиных — живых и невредимых. Петр крепко прижимал к себе кожаную сумку. Михаил на ходу, видать привычно, зажег фонарь. Света от него было — только булыжники под самыми ногами осветить, но мы с Зайцевым синхронно сделали шаг назад. Леший вытянулся в струнку за фонарем. Зайцев хмыкнул, однако братья то ли не заметили, то ли не обратили внимания, и прошли мимо него. Леший позволил им отдалиться, бросил взгляд по сторонам и зашагал следом.

— Ну что ж, — сказал Зайцев. — Пора и нам в путь. Вы, Ефим Родионович, уж не обессудьте, а только держитесь шагов на сорок за мной. Если что интересное наметится, я левой рукой махну, а близко подходить, если этот жук вас в лицо знает, не надо.

— Согласен.

Наш караван двинулся в обратную сторону. Фонарь Михаила служил путеводной звездой. Прохожих на улице было мало, и мы всеми силами создавали видимость пешеходного движения. Зайцев оказался настоящим мастером перевоплощения. Следуя за ним, я видел то усталого мастерового, медленно бредущего домой, то посыльного, который летел куда-то как на крыльях, обгоняя всю процессию и исчезая за поворотом, то степенного горожанина, уверенно шагавшего по своим делам. Единственное, что объединяло эти образы — их непримечательность. Взгляд, едва скользнув по Зайцеву, тотчас браво рапортовал мозгу, что этот унылый субъект абсолютно никакого интереса не представляет, и отправлялся высматривать опасность куда-нибудь еще.