Б-р-р… подумал Костя, такому в руки попадешься… Но мысли не сформулировал, а оставил ее на уровне ощущений, правда, и этого было достаточно, чтобы еще больше зауважать Захара Савельевича, еще больше проникнуться идеей своей миссии, которая была так важна для всей страны.

– А что стало с вашей семьей? – вежливо спросил Чебот, который готов был не только таскать для Дядина пиво, но и исполнять любые его поручения, а в награду за собачью преданность иметь возможность задавать любые глупые вопросы.

– Погибли все до единого от «нановируса». Не смог я их уберечь. Остались в лесах, я даже не знаю, где их могилы. Да и есть ли они вообще? Вот такие дела, ребята. Так что Костя не один оплакивает своих. После этой войны у всех кто-то погиб и еще погибнет.

– Почему?.. – испуганным шепотом спросил Чебот и даже перестал смаковать пиво и обсасывать щучий плавник.

– Потому что война еще не кончилась. Жирную точку еще предстоит поставить. Очень жирную.

– Восклицательный знак! – восторженно выпалил Телепень, с треском раздирая еще одну рыбину вдоль позвоночника и роняя чешую на пол. – Мать моя женщина!

Рыба была пахучая, жирная, с длинными полосками икры. Все вожделенно потянулись к ней, ухватили по кусочку и положили в рот. А Чебот урвал плавательный пузырь, поднес к нему горящую спичку, и когда пузырь лопнул, сморщился и покрылся гарью, с блаженством засунул его в рот, всем своим видом показывая, что слопал деликатес. Некоторое время они молча смаковали рыбу с пивом и делали вид, что ничего не происходит, то есть Костя не возмущен и ничего не требует от них, а Захар Савельевич не стремится его успокоить.

– Точно! – сказал Дядин. – Восклицательный знак! – И многозначительно посмотрел на Костю, мол, проникся ты или нет важностью исторического момента? Не валяй дурака, садись и пей пиво. А если проникся, то должен меня понять: надо вспомнить, хоть убей, надо, и хватит сопли разводить, пусть даже и по безвременно ушедшим родителям. Потом-потом, успеется.

Костя все понял, демонстративно повернулся и пошел в комнаты, чтобы взять с книжной полки фотографию родителей, положить ее в «Справочник молодого моряка» и хоть немножко побыть с ними наедине. Нехорошее чувство поднялось в нем, словно Дядин прикоснулся к чему-то личному, святому, а это не прощается, как не прощается подлый обман. И вообще, ему казалось, что с тех пор, как они выехали из Петрозаводска, Захар Савельевич сделался совсем другим и от его былого дружелюбия остались одни воспоминания.

Кто-то кашлянул за спиной.

– Обиделся?.. – спросил Дядин, когда Костя обернулся.

Костя вздохнул, как вздыхал он и перед своим приемным отцом Семеном Тимофеевичем, когда хотел излить душу. А еще он откинул с глаз тяжелый чуб и пристально посмотрел на Дядина.

– Не обижайся, – сказал Дядин, – сейчас такое время, когда не до сантиментов. Дело надо сделать, страну восстановить. Мало нас, и потому каждый даже не на вес золота, а-а-а… я не знаю чего! Ну, в общем, ты меня понял.

– Понял я вас, Захар Савельевич, – ответил Костя, глядя в сторону. – А что потом с нами со всеми будет?

– Как что? – страшно удивился Дядин и задумался на мгновение, словно не знал ответа, а придумывал его на ходу. – Власть будем захватывать. Что еще? А-а-а… И все такое! Такие, как ты, знаешь как нужны будут?!

– А я… я… жениться собрался… – неожиданно для самого себя признался Костя, тут же забыв все свои обиды, и посмотрел в холодные глаза Дядина: засмеет или нет? Важно ему было знать его мнение.

– Женишься? Дело хорошее, нужное, – очень серьезно и без капли иронии ответил Дядин. – Одно другому не помешает. Нам бы только эту самую «мертвую руку-два» найти. Вижу, твой отец военным моряком был.

– Да, – сказал Костя, – вон его шинель висит.

– Значит, надо в Штаб флота идти.

– А кайманы?

– Посмотрим, может, там кайманов и нет, – сказал Дядин, достал фонарик и, жужжа им, стал рассматривать фотографии на стене.

– Может, и нет, – согласился Костя, нехотя следуя за ним и с жадностью разглядывая выхваченные из сумрака то боевой корабль, то трап с надписью «Стремительный», то отца, улыбающегося на палубе.

– Я тебе одно скажу, сынок, – начал Дядин, – вольному воля, не хочешь страну строить здесь, возвращайся в деревню. Там тоже дел хватит. А захочешь, забирай свою невесту и приезжай сюда. Как ее, кстати, зовут?

– Вера… – вовсе смутился Костя.

Он подумал, что Верка еще и согласия не дала, а он здесь треплется направо и налево. Да и в роли жениха он себя плохо представлял. Было в этом что-то каверзное, словно твои чувства обнажены перед всеми, однако от Верки Пантюхиной не отрекся, любил он ее.

– Вернешься сюда, мы здесь такие дела будем крутить! Газ и нефть будем качать, золото добывать – страну возрождать.

– Какие газ и нефть, Захар Савельевич?

– Да те, что пиндосы на халяву гонят за границу в разоренную Европу и дальше за океан, – сказал Дядин, – и заметь, практически бесплатно, за крохи, которые мы называем «промыслами».

– Значит?.. – крайне удивился Костя, потому что вовсе не полагал, что «промыслы» – дело рук пиндосов.

– Ну да, – очень серьезно сказал Дядин, – американцы подкармливают нас нашими же продуктами, захваченными на наших же складах, которые наши же отцы и деды устраивали как стратегические на случай войны и на благо родины.

– А почему такая щедрость? – удивился Костя.

– А потому, что кто-то же должен работать на оккупированных заводах и рудниках. Если все окончательно вымрут, что ж здесь будет? Ты думаешь, почему Санкт-Петербург не уничтожили, как Москву? Потому что они все спланировали – труба у них южнее города проходит. Даже целых три. У разоренной Европы свои проблемы, у нас свои, – объяснил Дядин, переходя к следующим снимкам.

Особенно его заинтересовал тот, на котором был запечатлен весь экипаж. Он долго его разглядывал, наконец хмыкнул, но ничего не сказал, только какое-то недоверчивое выражение промелькнуло у него на лице, словно он решал сложную задачу и никак не мог ее решить.

– А черные земли? – спросил Костя совершенно некстати.

Его удивил интерес Дядина к рядовой фотографии: ну сняты военные на фоне флага, ну и что?

– Черные земли? – переспросил Дядин, словно не расслышал вопроса. – Начинаются ближе к Москве, в Смоленской и Псковской областях. Земли начнем чистить, воздух, – бодро добавил он. – Американцам ведь ничего не надо, они только наши богатства к себе перекачивают. Давай посмотрим, может, у твоего отца в столе какие-нибудь документы остались, которые подскажут, куда нам идти и что делать.

– Давайте посмотрим, – разрешил Костя, хотя ему вовсе не хотелось, чтобы чужие руки трогали отцовские вещи.

Но посмотреть содержимое стола они не успели. В дверь ударили несколько раз чем-то тяжелым, и зверские голоса заорали: