Я вздрогнула, оборачиваясь на незнакомый, насмешливый голос, который принадлежал высокому, рослому человеку, сидящему на другой стороне улицы на перевернутой вверх дном бочке и держащему в руках дымящуюся трубку. Длинный, потертый деревянный посох был прислонен к покрытой застарелой черной копотью стене, рядом с ней валялась раскрытая кожаная сумка, столь часто латаемая, что казалось, будто бы она вся состоит из разных лоскуточков, аккуратно сшитых друг с другом. Человек выпустил изо рта короткую струйку табачного дыма, пригладил густую короткую бороду с частыми нитками седины и широко улыбнулся:

– Добро пожаловать в проклятый город, уже лет двести как похороненный на дне реки! – Он отсалютовал трубкой и скользнул ладонью по волосам, привычно убирая от лица коротко остриженные, уже седеющие буйные кудри, которые делали мужчину похожим на матерого лесного зверя, взлохмаченного после долгого сна. – Вот уж не думал, что сюда завернет кто-нибудь кроме меня.

– А сам-то ты кто будешь? – поинтересовался фаэриэ, машинально кладя ладонь на рукоять сабли.

– Не торопись за оружие хвататься, добрый человек… ну, не человек, но это значения не имеет; Не ровен час, потеряешь сабельку-то, и хорошо, если не вместе с рукой. – Мужчина отвел руку с трубкой в сторону, склонил голову в подобии насмешливого поклона. – Раферти меня зовут. И я просто тот, кто Идет по Дороге.

Идущие по Дороге…

Странные люди со странной, непостижимой, судьбой.

Те, кого пообещали богу странствий, Хранителю Дорог, еще до рождения, а так же те, кто сам избрал для себя подобный путь, однажды переступив порог родного дома для того, чтобы никогда больше не возвращаться. Их жизнь проходит в странствиях, зачастую кажущихся бессмысленными. Они приходят и уходят неожиданно и бесшумно, как внезапная смерть, не оставляя после себя явных следов – но изменяя что-то в сердцах случайных попутчиков и в окружающем мире.

Там, где пройдет Идущий, трава станет зеленее или увянет совсем, чтобы в дальнейшем люди перебрались на другое место, освободив город, деревню или отдельно стоящий дом для того, чтобы там когда-нибудь возникло что-то новое, лучшее и даже волшебное. Дорога вильнет – и приведет к чьему-то порогу судьбу в лице странника, который не останется надолго, но заберет с собой камень, давящий на сердце, вычистит из души пятна злонравия, отчаяния или безысходности.

Идущие по Дороге – это те, кто поддерживает равновесие в мире людей. Они ничем не отличаются от простого бродяги, странствующего менестреля или «контрабандиста мечты», «продавца счастья» – так люди называют предсказателей прошлого и будущего, – но несут с собой перемены к лучшему или худшему, это как повезет.

Они очень медленно стареют, и им не страшны ни Сумерки, ни колдовство, ни людской гнев – Дорога защищает своих посланников, только ей дано право определить, где и когда закончится путь каждого из Идущих, где оборвется туго скрученная струна их жизни. Но и у этих странников есть правило, которое они не могут переступить.

Нигде и никогда они не могут принести смерть своими руками.

Пусть даже иногда возникает необходимость в том, чтобы защитить кого-то, – но Идущие не имеют право отнять ни одну жизнь, какой бы никчемной или разрушительной она ни казалась, ведь сами Идущие живут взаймы. Но никто не мешает так расставить случайности, чтобы их череда привела к гибели, – ведь тут не странники решают, жить или умереть, решает Судьба. Можно так уклониться от удара, чтобы противник споткнулся и напоролся на собственный меч, неловко повернувшийся в руках, и в этом не будет вины того, кто идет по Дороге…

– Впервые встречаю кого-то из вас, – тихо произнесла я, рассматривая идущего рядом человека, беззаботно помахивающего лоскутной дорожной сумой. Раферти лишь пожал плечами, переступая через прогнивший, обугленный на конце обломок потолочной балки, валяющийся поперек разгромленной улицы.

– Нам нечего делать у ваших Холмов, госпожа. Свое равновесие вы успешно поддерживаете сами. И хорошего у вас достаточно, и плохого. Всего в меру.

– А говорят, что вы даже в Сумерках хозяйничаете, – усмехнулся Рей, помогая мне перебраться через гору битых кирпичей, загромоздивших две трети улицы, – раньше это была стена дома, которая почему-то рухнула, похоронив под собой раскидистые кусты сирени. Тонкие веточки, не засыпанные до конца темно-красным крошевом, – как хрупкие почерневшие косточки.

– Говорят, свиньи летают, – в тон отозвался Раферти, делая шаг в сторону и даже не вздрагивая, когда на то место, где Идущий находился секунду назад, рухнул кусок стены размером с бычью голову. – Хотя в нашей жизни всяким чудесам есть место. Вот я не думал, что кто-то кроме меня сумеет пробраться в этот город, специально путь крюком от греха подальше для всех нормальных людей завернул – а поди ж ты, нашлись искатели приключений на свое неугомонное седалище.

– Мы и не люди, – вздохнула я, поднимая голову к небу и вглядываясь в седые облака, плотной пеленой затянувшие небо над городом от края до края. Даже свет кажется серым, а на корне языка прочно поселился привкус пепла и речной воды,

– Скажите еще, что и приключений не искали в городе, который на всех картах теперь изображен жирной чернильной кляксой.

Вытертые, сглаженные временем и тысячей шагов ступеньки церкви, единственного здания в городе, не тронутого разрушением и войной, последний оплот надежды горожан, каким-то чудом выстоявший и сохранивший искусную резьбу на прочных дубовых ставнях. Пожар оставил черный след копоти только на дверях храма, оплавил бронзовые ручки – словно кто-то плюнул ядовитой слюной в бессильной ярости, пытаясь добраться до людей, укрывшихся в церкви, да так и ушел ни с чем.

Внутри было тихо, темно и пустынно. Свет тоненьким сероватым потоком лился только через небольшое отверстие в потолке зала для молений, падал на покрытый запыленной простыней алтарь. Звуки шагов эхом отражались от высоких стен, метались где-то в вышине, под куполом. Под ногами хрустело какое-то мелкое крошево, похожее на строительную штукатурку, осколки витражей покрывали пол разноцветной россыпью.

– Здесь было убежище для тех, кто сохранил остатки веры даже перед лицом страшной смерти. – Раферти шел бесшумно, словно его потертые сапоги вовсе не касались замусоренного мраморного пола с причудливым узором. Шел медленно и торжественно, как по кладбищу, светлому и тихому, где покоились лишь те, кого оплакали от сердца, чьи грехи отмолили и простили. – Сюда долетал звон битвы, крики умирающих и голос читающей заклинание сквозь шум небывалой в этих местах бури…

– Ты знаешь, что здесь случилось? – негромко спросила я, стискивая внезапно похолодевшую ладонь Рейалла. Тонкие сильные пальцы фаэриэ безвольно разжались, он резко остановился, глядя себе под ноги глазами, в которых искрились аметистовые огоньки. Страшный, пробирающий до костей, неживой взгляд.

– Знаю, к сожалению. – Идущий откинул мыском сапога какой-то полусгнивший коврик, опустился на одно колено, осторожно скользя кончиками пальцев по темному пятну на мраморном полу. – И твой спутник знает. Только позабыть мог. Я и сам не прочь бы, если честно, но нам забвение положено только в конце пути.