Между тем, Публий Красс, сын триумвира, одержал несколько побед над аквитанцами. Другой военачальник Цезаря — Сабин — подчинил унеллов и их союзников. Представляется достойным упоминания применение северными галльскими племенами нового метода боевых действий. Избегая полевых сражений с римлянами, они укрывались со всем своим добром в лесных дебрях и болотах, откуда постоянно совершали нападения на «ромулидов». Узурпатор неизменно реагировал на эти партизанские налеты или вылазки со свойственным ему оперативным искусством — по его приказу легионеры валили лес и строили из срубленных деревьев палисады по обе стороны образовавшейся просеки, по которой легионы медленно, но верно продвигались вглубь лесной чащобы. Наконец, осенние ливневые дожди вынудили непривычных к столь суровым погодным условиям и совершенно изнуренных ими римлян к отступлению. Как о чем-то совершенно естественном автор «Записок о галльской войне» сообщает, в придаточном предложении, об опустошении неприятельских полей, а также сожжении всех поселений и деревень отступающими римлянами. Теперь уже не кельты, а римляне оставляли за собой сплошь выжженную землю. После чего — «что ж, мы — на зимние квартиры» (Михаил Лермонтов. «Бородино»)…

Переход римского войска через Рен по понтонному мосту из связанных речных судов

Похоже, Цезарь всерьез счел Галлию окончательно покоренной римским оружием.

Однако еще рано было почивать на лаврах. Воцарившееся, вроде бы, в «длинноволосой» Галлии спокойствие оказалось обманчивым. Совершенно неожиданно ранней весной 55 года очередные, еще не испытавшие на себе силу римского оружия, германцы, перейдя Рен в его нижнем течении, совершили новое вторжение в галльские земли. Это вторжение, как обычно, раскололо всю Галлию надвое. Вторгшиеся в Галлию германские племена усипетов и тенктеров (лучших, по утверждению Тацита, конников среди германцев), как ранее — свевы Ариовиста, вознамерились найти в кельтских землях новые места для поселения. Некоторые галльские племена надеялись с помощью очередных германских гостей (на этот раз — не званых) свергнуть римское иго. Другие галлы были склонны считать римских пришельцев меньшим злом по сравнению с пришельцами германскими и обратились к проконсулу с просьбой о помощи. Всегда готовый помочь тем, кто попал в беду, Гай Юлий во главе своих восьми полносоставных легионов вторгся в низовья Рена. Вначале предводитель римских оккупантов вступил в переговоры с оккупантами германскими, потребовав от них убраться подобру-поздорову обратно за Рен. «Не бывать германской свинье в нашем римском огороде!». Племенные вожди усипетов и тенктеров попросили дать им время на размышление.

Но Цезарь совершенно не был заинтересован в затягивании переговоров до бесконечности, ибо привык ценить время. Когда очередная делегация германцев прибыла вести переговоры о перемирии в римский лагерь, «потомок Венеры» приказал, вопреки всем законам и обычаям, взять «варваров» под стражу, а сам молниеносно, безо всяких там «хощу на вы идти», обрушился на германский «народ-войско», ничего не предпринимавший в ожидании исхода переговоров и потому не потрудившийся подготовить свой «вагенбург» к вражескому нападению. Вероломный Цезарь быстро и легко сломил неорганизованное сопротивление ошеломленных «северных гигантов». Остатки «варваров» тщетно пытались искать спасения в бегстве. Преследовавшая беглецов по пятам «римская» конница (состоявшая в основном из других германцев — упомянутых выше убиев и, вероятно, вандалов-вангионов, перешедших из стана Ариовиста, после его разгрома Цезарем, в стан победителя) истребила их всех поголовно, не делая различия между мужчинами, женщинами и детьми. Лишь небольшая часть разбитых наголову усипетов и тенктеров спаслась, переплыв Рен (большинство из «варваров», добежавших до реки, утонули в ее бурных водах).

Столь откровенное и вопиющее вероломство Цезаря вызвало возмущение даже в ко всему привычном Риме. Разгневанный Катон потребовал от римского сената выдать вероломного клятвопреступника Гая Юлия столь нагло обманутым им «варварам» во искупление тягчайшего греха нарушения перемирия и дабы отвести гнев богов от Рима как такового, обратив его исключительно и всецело на главу истинного виновника. Автору настоящего правдивого повествования не слишком верится в искренность Катона, скорее всего, воспользовавшегося вероломством, проявленным проконсулом по отношению к германцам, как поводом избавиться от Гая Юлия. Но ревнитель «староримских» добродетелей так ничего и не добился. Надо ли говорить, что Цезарю не было никакого дела до публичных риторических упражнений принципиального и добродетельного Марка Порция. Пока Катон упражнялся перед сенатом в красноречии и благочестии, проконсул наблюдал за строительством легионерами под руководством инженеров моста через Рен, перейдя по которому на другой берег, намеревался догнать и покарать уцелевших усипетов и тенктеров, да и других германцев, не отказавших беглецам от римлян в помощи. В своем «журнале боевых действий» Цезарь подчеркивает, что в его распоряжении имелось достаточно кораблей, чтобы форсировать Рен. Однако он, Цезарь, счел подобный способ проникновения в землю германцев (как и проникновение из Галлии в Германию посредством понтонной переправы) недостойным чести и достоинства римского народа.

Дело ясное — для «потомка Венеры и Энея» это был, прежде всего, вопрос соблюдения достоинства, «дигнитас». Хотя мысль Цезаря можно было бы выразить иначе, проще и точнее. Он решил продемонстрировать могущество — свое и Рима. И ему действительно удалось продемонстрировать это могущество, построив всего за десять дней свой знаменитый мост — непревзойденный в то время шедевр римских инженеров (и вероятнее всего — греческих мостостроителей на римской службе), ставший не только подлинным свидетельством военно-инженерного гения римлян и их полководца, но и выдающимся культурно-историческим достижением.

В предполагаемом месте постройки Цезарем моста (в районе Нойвид-Вайссентурм на территории современной ФРГ) через крупнейшую реку Германии — Рейн (так сегодня называется Рен) имеет примерно четыреста метров в ширину. Его течение в этом месте необычайно сильное и бурное (очевидно, оно было столь же сильным и бурным в древности). Строительство подобного моста (способного выдержать вес целого войска, переходящего по нему с галльского берега Рена — на германский, а затем в обратном направлении) в столь сжатые сроки наверняка было воспринято, как подлинное чудо строительной техники не только прибрежными «варварами».

В своем «журнале боевых действий» Цезарь описывает строительство так точно и подробно, что восстановить внешний облик и конструктивные особенности его удивительного (во всяком случае — для «северных варваров») военного моста на основе приведенного Гаем Юлием в «Записках» описания не представляет особого труда. Мост имел четыре метра в ширину, с интервалами от шести до семи метров в дно реки были вкопаны мостовые опоры, соединенные между собой балками-распорками. Тело моста состояло из поперечных балок, покрытых фашинами. С целью недопущения повреждений моста сильным речным течением Цезарь приказал установить перед мостовыми опорами волноломы. Мост был выстроен целиком из дерева.

Когда греко-римское чудо