упорствует Корышев, — я человек малограмотный, институтов не кончал…

Некто П. в отличие от Корышева институты кончал и себя в малограмотных ни в коем случае не числит. П. считает себя писателем. Он явился к нам следом за Корышевым с туго набитым портфелем, в котором оказалась рукопись романа «Погожий день». Впрочем, рукопись занимала лишь половину места. Вторую половину занимали отзывы из редакций, и все отрицательные.

— А Ваську издают зеленой улицей! — саркастически изрек посетитель, вываливая на стол содержимое своего портфеля.

— Какого это Ваську?

— Ну, Василия Васильевича. Да, да, того самого, который укатил в Дом творчества по льготной путевке. Как же, он теперь в фаворе. А прочтите, что пишет! Чушь собачью вперемешку с зубной болью!

Каемся, сочинений Василия Васильевича, равно как и романа «Погожий день», пока мы не прочитали, и по этому поводу окончательного мнения у нас не сложилось. А в отношении всех остальных фактов, о которых сообщали нам наши жалобщики, мы имеем теперь полную ясность. Танцор дядя Вася сел за пьяный дебош на два года. Пенсионер дядя Вася, сосед Корышева, перенес гараж, а вот сам Корышев занял круговую оборону вокруг своей бани и поклялся охранять каждую пядь отхваченной земли. По нашей просьбе Оренбургский обком партии тщательно проварил жалобу бывшего следователя Коновалова. Оказалось, что одни факты имели место в далеком прошлом, меры по ним были приняты, виновные наказаны. Другие факты просто не нашли подтверждения.

Так что ссылки на дядю Васю в данном случае оказались несостоятельными. Но мы вполне, конечно, допускаем, что где-то можно обнаружить бездельников и пьяниц еще похлестче наших новых знакомых.

— Вот видите, дядя Вася все-таки хуже, чем я!

На непьющего дядю Толю и на работящего дядю Сашу герои фельетона почему-то никогда не ссылаются.

А ведь их грехопадение объясняется во многом тем, что они равнялись не на самые хорошие примеры, а на самые дурные. И кто знает, если бы автор «Погожего дня» во время своей вдохновенной, работы над забракованным романом приглядывался бы ко Льву Толстому из Ясной Поляны, а не к дяде Васе из Дома творчества, он, может быть, смог написать и вполне приличную вещь.

1973 г.

ДИРЕКТИВНАЯ ЧУТКОСТЬ

Когда-то давным-давно веселый фельетонист Антоша Чехонте в журнале «Зритель» рассказал о странном увлечении своего приятеля Миши Коврова.

«Миша подвел меня к столу и выдвинул один ящик:

— Гляди!

Я поглядел в ящик и не увидел решительно ничего.

— Ничего не вижу… Сор какой-то… Гвозди, тряпочки, какие-то хвостики…

— Вот именно на это-то и погляди! Десять лет собирал эти тряпочки, веревочки и гвоздики! Замечательная коллекция!»

Экспонаты для своего собрания друг Антоши Чехонте извлекал из баранок, отыскивал в колбасе, выуживал в пиве и складывал по своим ящикам…

За истекшие со дня опубликования фельетона девяносто лет качество пищевой продукции шагнуло далеко вперед, и ни один современный коллекционер не осмелится составить конкуренцию Мише Коврову. Теперь посторонние предметы попадаются в пище крайне редко, в порядке исключения, как это, например, случилось во время торжественного ужина в честь остепенения Николая Ивановича Д. Впрочем, гости ничего не заметили, так как хороший кусок дерева в пище обнаружил сам хозяин стола.

Диссертант незаметно завернул свою находку в бумажку и наутро зашел в магазин. Завмаг Баян-Баяновский с интересом осмотрел щепу, высказал Николаю Ивановичу свое глубокое соболезнование и порекомендовал немедленно обратиться в торг.

В торге пострадавшего встретили не менее учтиво. Принесли извинения, обещали делу дать ход.

— А еще лучше, — сказал заместитель директора торга Воружейков, — вам просто зайти на комбинат, который находится от нас через четыре улицы.

Заместитель директора любезно позвонил на комбинат и предупредил о появлении Николая Ивановича. Его встретил начальник отдела сбыта Пятницкий. Выразил свою глубокую озабоченность причиненным Николаю Ивановичу неудобством, поблагодарил за полезный визит.

Николай Иванович посчитал инцидент исчерпанным, собрался уходить. Но начальник отдела сбыта сообщил, что с ним, конечно же, пожелает поговорить лично сам директор комбината. Правда, Павел Андреевич сейчас совещается в главке, но скоро должен появиться.

Молодой ученый около часа обозревал в коридоре прошлогодние номера стенных газет, прежде чем любезный Пятницкий сообщил, что директор с совещания прямо проследовал домой, однако завтра в восемь часов он обязательно будет на месте.

На следующее утро Николаю Ивановичу позвонил начальник отдела сбыта, рассыпался в извинениях и сказал, что свидание откладывается на четверг.

— У Павла Андреевича неотложные дела.

В четверг Николаю Ивановичу звонили снова и перенесли встречу на понедельник.

В понедельник у Николая Ивановича вновь раздался звонок.

— Директор просит у вас снисхождения, — сказал начальник отдела сбыта. — Он улетел в Москву. Мне поручено встретиться с вами, разобраться.

— Да, но мы с вами уже встречались, десятки раз говорили по телефону…

— Но сейчас директор поручил мне поговорить с вами официально. Приходите завтра ровно в двенадцать дня с нашей продукцией, где вы обнаружили посторонний предмет.

— Так ведь продукция была скоропортящейся. Сколько же я мог ее хранить? Кстати, когда я первый раз был у вас, то приносил щепку. Вы ее даже смотрели…

— Может быть, смотрел, сейчас не помню. Но нам надо ее исследовать. Определить, действительно ли продукция изготовлена на нашем комбинате.

— А чем же вы занимались раньше?

А раньше, оказывается, проявлялась чуткость. Демонстрировалось внимательное отношение к клиенту…

Да, теперь уже редко встретишь такое должностное лицо, которое бы выгоняло назойливых посетителей из своего кабинета взашей, допуская при этом непарламентские обороты речи.

— От нас требуют проявлять чуткость, вот мы и проявляем.

И проявляют.

Издевательства, которым подвергся Виктор Петрович Ф., внешне также носили форму проявления заботы и чуткости. Как-то Виктор Петрович вернулся из командировки и застал свою жену в состоянии крайнего возбуждения.

— Ты, оказывается, был в Прибалтике?

— В какой Прибалтике! Ты же знаешь, что я ездил в Омск.

— Не знаю. Из диспансера сообщили, что ты удрал прямо из палаты.

Пока Виктор Петрович доказывал жене, что случилась какая-то ошибка, из диспансера приходили еще раз и говорили с соседкой. Просили передать, чтобы Виктор Петрович явился в самом срочном порядке.

— Иначе он будет доставлен силой!

Виктор Петрович бежит в диспансер, беседует с врачом Глебовым и узнает, что из Прибалтики действительно пришла бумага, в которой содержится просьба поставить Виктора Петровича на учет.

— Да никогда я в Прибалтике не был! — клянется Виктор Петрович. — В документе, который вам прислали, совпадает только имя и фамилия. Вот посмотрите. Ищут молодого парня двадцати пяти лет, мне, как вы сами видите, уже за пятьдесят. Пациент по профессии