урной делать, она не знает. Глупо, но такое чувство, будто там Антон. Там, собственно, он и есть, но. Этакий Антон в миниатюре, притаившийся внутри, словно крот в норе. Она нет-нет да поднимет крышку и примется ворошить содержимое. Разговаривает иногда с ним, по-матерински так. Ну хватит же, уймись, сколько можно. В таком вот духе. Антон пожелал, чтобы его рассыпали где-нибудь, но она никак не может решиться. Нет явно правильного места, и в конце концов она ставит урну в гостиной на камин, потом придумает, как с ней обойтись.

В ее жизни грядут большие перемены, это точно. Грядут, хотя она пока не знает, какие именно. Шериз Куттс-Смит оставила ей сообщение с просьбой перезвонить, и у Дезире некое предчувствие. Не самое лучшее. Антон не скупился на обещания оставить ей всё, но когда так было, чтобы он говорил правду? Пусть даже сам себе верил, не важно.

Да, говорит Шериз Куттс-Смит, все так, как он вам обещал, вы единственная наследница, только вот…

Только вот что?

Только вот каша изрядная. У Антона было два полиса страхования жизни, но выплат по ним не ждите, потому что он покончил с собой. И он задолжал кучу денег куче людей. На то, чтобы со всем этим разобраться, уйдет немало времени, но итог может быть такой, что вы унаследовали, гм, большую черную дыру долгов. На семейный бизнес, на змеиный парк то бишь, обращено взыскание из-за недобросовестности партнера, так что на этом фронте радостей ждать не приходится. И, наконец, вопрос с фермой. Что вы думаете с ней делать?

Дезире никогда особенно не нравилось жить на ферме, и сейчас можно съехать, но последнее время она в сомнениях. Моти говорит, тут энергетически заряженное место, на вершине холма, похоже, сошлись силовые линии земли, и он думает, тут можно устроить чудесный приют для медитации, попробовал даже один раз с группой пару недель назад, и гармонии были безупречны. В общем, она начала задаваться вопросом: может быть, ее проблемы с фермой – на самом деле всего лишь проблемы с ее браком, и не пришла ли пора возродиться? Недавно ей сказали, что она рождена под знаком феникса!

Лично я, говорит адвокатесса, продала бы ферму и ограничила убытки уже понесенными. Может быть, вы даже оказались бы в плюсе в итоге. Но продать вы так просто не можете, вы ничего не можете без его сестры. Вы с ней равноправные партнерши сейчас.

Равноправные партнерши с Амор! Но ее здесь нет, она не хочет здесь быть, и связаться с ней не получается. Обещала не пропадать, но с тех пор ни звука, и, сколько ни пробуешь ей звонить, телефон, кстати, стационарный, представляете, до сего времени, в нынешнюю эпоху, и, сколько ни пробуешь по нему, без толку. И что остается, кроме как надеяться и верить, что она когда-нибудь появится?

Амор появляется через месяц. Вернее, выходит на связь, как обещала. Тон очень вежливый, почти, можно сказать, профессиональный, если есть такая профессия – быть золовкой. Она хотела бы приехать и побывать на ферме. У нее возникло одно предложение, она хочет его обсудить, и самое лучшее сделать это при личной встрече. Удобно ли будет завтра?

Завтра! Погодите, дайте загляну в свой ежедневник. У Дезире вообще-то нет ежедневника, и ей почти ничего не нужно делать по расписанию, но она говорит все же: а если это будет не завтра, а послезавтра?

Вот увидишь, говорит она Моти позже, она приедет уверенная, что я буду ее обхаживать. Ни за что на свете!

Она еще не приехала, а ты уже выстраиваешь оборонительные редуты, негромко и спокойно замечает ей Моти. Старайся быть открытой мирозданию и всему, что оно приносит.

Он говорит это, она знает, не из-за Амор, а потому, что его работа с ней приобрела с недавних пор гораздо более телесный и непосредственный характер, и он чувствует, что она ставит перед ним заслон, что ей мешает нехватка доверия, и он очень хочет, чтобы она сняла наконец блокировку. В самое последнее время она, однако, более восприимчива к его усилиям, и фактически он, можно сказать, переселился к ней на ферму после того группового сеанса медитации, хотя обсуждать это с ней не обсуждали. Она предложила ему переночевать, где одна ночь, там и две, а там и неделя, и сейчас это уже в порядке вещей. Бόльшую часть времени это кажется Дезире очень правильным, ее высшее Я дает свое полнейшее добро, хотя Амор, она понимает, может посмотреть на такое иначе. Может быть, ему стоит выехать на время, пока она будет здесь?

Страх, замечает Моти. Притворство и злость произрастают из страха, в нем их корни.

Он прав, конечно, или убежден в своей правоте, одно в случае Моти равносильно другому. Но она в нем не сомневается, давно не была так открыта другому человеку, и притом чувствует, что может открыться еще больше. Признаётся ему в этом и, увидев, как он поиграл бровями, думает, что, возможно, слишком расхрабрилась.

Полностью их сближает, как ни трудно в это поверить, Джейкоб Зума[52]. В тот же день ближе к ночи, когда они, привольно расположившись на полу, потягивают красное вино и беседуют об Амор, вдруг по телевизору, который до того момента что-то вещал себе тихо, президент объявляет о своей отставке. Моти делает громче, но почти все уже. Короткое заявление, и на выход. Пока, аста ла виста, скатертью дорожка! Продержав нас не один год в заложниках, он разжимает хватку, и привет. Живите! Вот так прямо! О господи, невероятно же!

Может быть, красное вино подействовало, или то, что сегодня День святого Валентина, словом, у Дезире случается прорыв. Политика ее мало интересует, особенно после того, что произошло с отцом, но, конечно, она знает про Зуму, распознать первостатейную сволочь уж по крайней мере способна, и внезапная новость с самого верха дарит ей чувство освобождения. Так она говорит Моти, повторяет и повторяет, снимая один сковывающий предмет одежды за другим, я такой свободной себя чувствую! Обувь долой. Я просто не знаю, Моти, такая свобода! Мы в другой стране! Нижнее белье отброшено в сторону. Перемену атмосферы наверняка ощущают все, негодяй наконец ушел, и вот теперь… Добро в стране возьмет верх, деятелей из клана Гупта[53] упрячут за решетку, все мошенники получат по заслугам! Засуха в Кейптауне кончится! Электрическая сеть будет работать бесперебойно! Мы все свободны, свободны, свободны, и, сбросив последнее, что ее закрепощало, она