Когтеточки. Не скажу, что мои родичи стали идеальными правителями, но, если уж быть честным, кто видел подобное чудо – властитель, который бы всех устраивал?

Шло время, память о человеке, принёсшем в город солнцесветы, стиралась, история превращалась в мифы и… уходило и уважение к потомкам. Уже не все считали, что ими должны править Хонишблумы. …Подобные мысли никогда не приводили ни к чему хорошему. В городе началась череда междоусобиц, в результате к власти пришли новые правители.

Хонишблумы стали прошлым. Историей.

Конечно, витали слухи, что кому-то из них удалось выжить в резне и они покинули Золотой Рог, затерялись на материке или островах.

Быть может и так, если мой дальний родственник оказался достаточно умён, чтобы не возвращаться в Айурэ. А может, ему всего лишь не повезло, и он умер где-то на чужбине. Главное в этом то, что наследников Когтеточки, обладающих магией – не осталось.

Но жили мы, Люнгенкрауты. И удача наконец-то встала рядом с нами. Веками моя линия считалась в семье белыми воронами из-за ущербности и неспособности ощущать солнцесветы. Но, нас спасло отсутствие великого магического дара. За века наша ветвь отдалилась от правящей, ушла в тень, перестала влиять на политику государства.

Полагаю, вы понимаете, что даже несмотря на всё наше очарование, многие не пережили событий передела власти. Кто-то из нас решил поддержать Хонишблумов, кого-то посчитали просто опасным. С кем-то свели старые счёты.

Но некоторые умудрились уцелеть. Они унаследовали от предка знания о Небесах и солнцесветах, были выгодны городу, и новый лорд-командующий оказался вынужден оставить их в покое. Ну, а спустя ещё века, большинство забыло, кто мы такие и кем являлись наши предки. Теперь Люнгенкрауты всего-навсего древний род, не входящий ни в один Великий Дом.

А Фрок, тогда последняя в нашей семье, вообще сменила фамилию, и лишь мой отец вернул её назад (к её вящему неудовольствию).

Так отсутствие таланта колдовства, по сути, спасло потомков Когтеточки.

По рядам слабой волной пробежал вздох, я открыл глаза, лишь для того чтобы понять – на далёкой арене всё кончено и служители павильона теснят морга длинными пиками, касаясь наконечниками шкуры твари, отчего по ним пробегали голубые искры.

Морг визжал и отступал, пока его не загнали в клетку, а затем решётка опустилась. В этот же миг над ареной погас бледный купол и в фойе прозвенел звонок. Лакеи убрали бархатные занавеси, распахнули двухстворчатые двери в секторах на всех ярусах, впуская в зрительный зал свет и музыку.

Под шуршание юбок и негромкие разговоры я вышел в фойе. Кто-то обсуждал увиденное, кто-то остановился выпить игристого, которое разносили на подносах. Люди подходили к окнам, рассаживались на диванах, спешили к кассам сделать новые ставки, отправлялись в ресторан. Я столкнулся с тремя знакомыми, обменялся кивками, перекинулся парой вежливых фраз. Были те, кто знал меня, но подошёл бы лишь только если его волокли на верёвке – скандальную историю женитьбы Рейна и Оделии до сих пор помнили.

Я заранее узнал, где находится личная ложа Лилов, к этому ярусу вело четырнадцать ступеней через маленький ботанический зал с канарейками, сейчас молчавшими. Я хотел бы встретить её, но понимал, что шанс увидеть жену моего брата – почти смехотворный.

Она привлекла бы к себе слишком большое внимание. Даже проходя мимо пёстрых, богато одетых групп посетителей Солнечного павильона, благоухающих дорогими духами и одеколонами, я слышал, как несколько человек обсуждали её возвращение.

Сенсация, дери её совы.

Возле распахнутых дверей, ведущих в частную ложу, стоял слуга в ливрее цветов семьи Лил – светло-серый и тёпло-зелёный.

– Добрый вечер, риттер, – поклонился он. – Вы по приглашению?

– Увы, – опечалился я, ответив благосклонным кивком на его приветствие. – Я хотел бы поговорить с риттером Бертольдом.

– Простите, риттер. Но милорда сейчас нет.

– Кто же здесь из семьи, раз ложа открыта?

– Риттер Томас с друзьями.

Томас – старший сын Бертольда, второй ребёнок в семье, после Оделии. Я видел его лишь раз, будучи молодым. И совершенно не знал, что получится из нашего разговора.

– Доложи, что риттер Раус Люнгенкраут просит с ним встречи.

В старых уважаемых семьях города, не важно – богаты они или не очень, существует традиция слуг. Те, оставаясь лакеями, в какой-то степени становятся членами семьи, служат на протяжении десятилетий и в курсе… многого. По глазам я увидел, что он знает обо мне. А вот выражение лица оставалось подчёркнуто вежливым. Поклон, мягкий ответ:

– Будьте любезны подождать одну минуту, риттер. Я уведомлю о вас.

Удивительно, но мне не отказали. В просторной, задрапированной алым бархатом ложе с двумя диванами вдоль стен и большим столом находились трое мужчин. Все чуть постарше меня. Томас Лил сильно походил на свою сестру – невысок, мягкий профиль, мелкие кудри чёрных волос, фарфоровая кожа, пытливый взгляд аквамариновых глаз.

Все присутствующие встали, приветствуя меня. Томас, на правах хозяина, представил нас друг другу. Я был столь любезен, что постарался запомнить имена его гостей и не забыть их до наступления утра.

Риттеры, стоит отдать им должное, оказались воспитанными людьми и решили сделать разговор конфиденциальным. Сославшись на то, что во время антракта им необходимо повидаться со знакомыми, откланялись, оставив нас наедине.

Томас Лил не рад был меня видеть, но за что я ценю некоторых людей нашего круга – они до последнего сохраняют учтивость, пока их не вынудят сбросить с себя лоск и воспитание, вбиваемые в них годами.

Он указал на кресло у стола, слуга поставил перед нами круглые хрустальные стаканы, до половины наполненные прозрачным напитком, на дне был бледно-красный слой толщиной в палец.

Хозяин изволил дать пояснение:

– Джин с клюквенным сиропом. Ваш брат предпочитал его. Я счёл, что у вас могут быть похожие вкусы.

У нас с Рейном вкусы отнюдь не похожи. Хотя бы потому, что он выбрал Оделию, а я, если уж говорить откровенно, предпочёл бы ту же Иду Рефрейр. И это касается не только женщин, но и напитков. Но я не стал начинать всё со слова «нет», это не слишком продуктивный задел, взял бокал, сказав:

– Не предполагал, что вы настолько хорошо знаете привычки моего брата, риттер.

Он помолчал, отпил своего напитка:

– Я помирился с сестрой. За пару недель до того, как она отправилась в Ил и исчезла. Её муж присутствовал на встрече, и мы… не стану утверждать, что поладили. Но наша война покрылась пеплом. Скажем так.

Я повертел узкую ложечку на длинной ручке, бесцеремонно взболтал напиток, так что ярко-алый слой встревоженным вихрем поднялся вверх, превращая прозрачное в розовое.

– Рад, – искренне сказал я. – Что вы смогли решить столь сложные вопросы, как семейные отношения.

Я вот не смог. С братом мы расстались