Она удивилась своей догадке. Никогда прежде не приходили к ней догадки такого рода.

Но Саня не смотрел в ее сторону, и тоска сжимала ей сердце.

Люба сидела поздним вечером в гостиной на первом этаже и пришивала серебряные кружева к платью для феи. Рождество было уже близко, у нее собралось много заказов.

Она шила машинально, думая не о шитье и не о Рождестве.

Длинный шуршащий звук раздался снаружи. Словно кто-то прошел вдоль стены дома и провел по ней чем-то жестким и сухим.

Следующий звук показался Любе еще более странным – низкий стон какой-то, что ли?

Она отложила свое серебряное шитье и подошла к окну, выходящему на задний двор дома, к лесу. Хоть двор и был освещен, но никого нельзя было разглядеть даже после того, как Люба выключила свет в комнате.

Бернхард уехал на охоту в Швейцарию – не со штуцером, о котором Люба вспоминала с содроганием, а с ружьем, предназначенным для стрельбы по зайцам. Тузика он взял с собой, иначе пес залаял бы, может. А может, и не залаял бы – не факт ведь, что кто-то чужой бродит поблизости.

Все-таки это надо было выяснить точно, бродит здесь кто-нибудь или нет.

Люба надела куртку и вышла из комнаты. Она не испытывала ни малейшего страха: в Шварцвальде было настолько спокойно, что можно было отпускать малое дитя на прогулку без присмотра.

Люба вышла во двор, обошла дом вокруг – никого. Вернувшись обратно, она не сразу поднялась на крыльцо, а прошла на дальний край двора, почти к самому лесу – там тоже никого не обнаружилось.

Надо было возвращаться домой и, пожалуй, запереться получше. Может, на задвижку даже, а не только на ключ.

Люба пошла обратно к крыльцу. Она была уже в середине двора, в самом освещенном его месте, когда услышала у себя за спиной тот же непонятный звук, который привлек ее внимание, заставив выйти из дома.

Это был то ли стон, то ли глухой гул. Люба обернулась.

Большая собака стояла посередине двора и рычала. Даже не большая она была, а огромная – Любе по грудь точно.

«Волк!» – с ужасом подумала она.

Но в следующую секунду поняла: нет, все же именно собака – уши не волчьи, не торчком, а какие-то прижатые, и башка круглая, как у льва.

В свете фонаря Люба явственно видела и эту огромную голову, и свалявшуюся шерсть, и мощные лапы… И оскал, обнажающий длинные клыки.

Что это за существо, откуда оно здесь взялось, Люба понятия не имела. Да она и утратила в эту минуту всякую способность к понятию, к пониманию чего-либо. Ее обуял такой ужас, что и разумных действий она предпринимать не могла тоже.

Смертный страх смотрел на нее безжалостным взглядом, и из ощеренной пасти несся тот самый гул, который не гул был, а зловещий рык.

Люба вскрикнула, как заяц, и бросилась бежать. Конечно, не куда глаза глядят, а все же к крыльцу – на это ей хватило разума или, вернее, инстинкта самосохранения.

Но то ли ноги у нее ослабели от ужаса, то ли просто не повезло – не сделав и пяти шагов, она запнулась и не то что упала даже, а грохнулась плашмя, ударившись щекой о щебенку, которой был посыпан двор.

Неизвестно, что делал жуткий зверь до этих пор, но стоило Любе упасть, как он бросился к ней – она услышала, как захрустела под его лапами щебенка.

Люба не относила себя к робкому десятку, но сейчас ее парализовало ужасом. Она смогла только перевернуться на спину, но это оказалось еще хуже: теперь она не только слышала это жуткое созданье, а видела его на фоне темной стены леса.

Надо было кричать, звать на помощь, но голос у Любы отняло – она не могла вырвать из своего горла ни звука. Хотя когда зажмурилась, то ей показалось, что она кричит.

Собственного крика не было. Но и звериного удара, которого Люба ожидала, не было тоже. Она открыла глаза.

И ничего не увидела. То есть не могла она понять, что видит – какие-то темные столбы или стволы, что ли. Собаки не было перед нею, хотя рык слышен был.

За те несколько секунд, которые Люба не видела это чудовище, самообладание почти вернулось к ней. Во всяком случае, она смогла уже оттолкнуться от земли и вскочить на ноги.

И только тогда картина происходящего восстановилась наконец в ее сознании.

Она увидела животное, припавшее к земле и готовящееся к прыжку, и Саню, который стоял перед этим осатаневшим животным. А столбы или стволы, которые она видела, когда лежала на щебенке, это были, значит, его сапоги.

В руках у него был длинный кол – или нет, не кол, а коряга, кривая. Ну да, еще днем сложили здесь, на заднем дворе, коряги, чтобы напилить из них дров для камина…

Все это мелькнуло в Любином сознании в мгновение ока. В следующее мгновение собака ударила вперед всем своим огромным телом.

Если бы Саня отшатнулся, то, может, этот ее рывок пришелся бы мимо. Но отшатываться он не стал.

Раздался глухой удар – собака взвизгнула, коротко и негромко. Странная она была, не лаяла, не выла даже. Может, и не собака вовсе.

Люба с ужасом видела, как она снова взметнулась с земли вверх – теперь, кажется, прямо к Саниному горлу.

Второй удар корягой пришелся собаке по голове, но она успела впиться Сане в рукав. Он попытался ее отшвырнуть, она не отпускала, коряга выпала из его руки на щебенку…

– Люба, не стой, беги в дом! – крикнул он, не оборачиваясь.

Он ее не видел, стоя спиной, но, может, она как-нибудь чересчур громко пыхтела? Неизвестно, как он знал, что она здесь и что она сейчас стоит, а не лежит, к примеру.

Люба наклонилась, схватила упавшую корягу и, разогнувшись, изо всех сил стукнула собаку по башке. Та глухо рыкнула и, наверное, при этом разжала зубы, сомкнутые на Саниной руке. Люба подняла корягу вверх снова, но с секундной заминкой, которой хватило собаке для того, чтобы броситься к лесу. Она бежала неровно, но быстро. Кощей Бессмертный какой-то, а не животное!

Саня держал правую руку вытянутой перед собою.

– Саня! – закричала Люба. – Больно, да?!

Голос вернулся к ней сразу вслед за самообладанием. Но разум вернулся еще не в полной мере. Она бестолково вертелась вокруг Сани и разве что не поскуливала.

– Давай в дом! – Левой рукой Саня схватил Любу за руку и потащил к крыльцу. – Сколько их здесь?

– Не знаю… – пробормотала она уже на бегу.

Ей представилась целая стая подобных существ, и она содрогнулась.

Саня распахнул дверь и втолкнул Любу в дом. Потом вошел сам и закрыл дверь на задвижку.

– Черт знает что в твоем лесу творится! – сказал он. – Людоедов нет? Осталось только повторить подвиг Мальчика-с-пальчика.

– Ой, Саня… – проговорила Люба. – Она же могла тебя убить…