угрожать моей жизни. Они могли бы выбраться. Я знал, что я всегда буду снова здесь оказываться. «Иди», — умолял я.

«Нет», — твердо ответил Хаш. Ковбой покачал головой. Я зажмурился и почувствовал, как мои слезы ударили Хуану в ухо.

Я снова их открыл. «ИДИТЕ!» — крикнул я, усилие вызвало жгучую боль, пронзившую верхнюю часть моей спины. Я дышал сквозь боль. «Пожалуйста», — прошептал я. «Спасайтесь».

Тишина и Ковбой не сводили с меня глаз. Я встретила два оттенка синего, которые так обожала, и ощутила странное чувство завершенности. Возможно, я потеряла их, отброшенная обратно в этот ад с Хуаном, но, по крайней мере, я любила. По крайней мере, я чувствовала обожание и доброту, которые я когда-либо видела только в кино.

Я слабо улыбнулась. Они были бы идеальны для меня. Мы были бы идеальны вместе.

Внезапно изо рта Хуана раздался сдавленный хрип. Его рука выскользнула. Хаш схватил меня за руку и потянул к себе. Мои ноги подогнулись, и Хаш поймал меня, прежде чем я упал. Звук тяжелого предмета, ударившегося об пол, разнесся по комнате. Я быстро повернула голову и увидела Хуана на полу с перерезанным горлом, истекающего кровью. Затем я подняла глаза и...

«Привет, сестренка».

«Кай», — прошептал я удивленно, как раз когда Стикс и Таннер вбежали в комнату. Стикс держал в руке свой немецкий клинок, кровь текла по его рукам и щекам. Он одарил меня тенью улыбки, его широкие плечи немного опустились, когда он встретился со мной взглядом.

«Нам пора идти», — сказал Анджело. «У нас есть около тридцати минут до возвращения грузовиков, и мы так же облажались, как те сучки, которых они крадут, чтобы продать».

Хаш подхватил меня на руки. Кай подошел ко мне, его глаза горели, когда он посмотрел мне в спину.

«Сиа». Он провел рукой по моей руке. Такая мучительная боль промелькнула на его лице, что я готов был закричать. Но затем Хаш помчался со мной по пустым коридорам. Анджело вывел нас через заднюю дверь в другое здание. Мы держались в тени. С каждым шагом Хаша я сжимал зубы от боли, которую судорожные движения посылали в спину. Я оглянулся. Стикс поддерживал Ковбоя, его избитое лицо распухало и становилось все более фиолетовым.

Мы только что повернули за угол, когда столкнулись лицом к лицу с мужчиной у выходной двери. Я уставился на эту дверь, зная, что это наш побег к свободе. Затем я посмотрел на мужчину, который вытащил пистолет, на его лице было написано удивление. Его татуировки были такими же символами белой власти, как у нациста, который изрезал наши спины. Хаш напрягся и прижал меня ближе.

Внезапно Таннер шагнул вперед. Глаза мужчины расширились. «Таннер Айерс?» — спросил он в шоке, а затем его глаза сузились. Он поднял пистолет выше. «Нам всем сказали, что ты отступил от дела, чтобы присоединиться к этой гребаной нечистой банде». Он снова открыл рот, но Таннер выхватил пистолет из своего пореза и послал пулю прямо в голову нациста. Его мертвое тело рухнуло на пол.

«Да, черт возьми», — сказал Анджело, затем быстро провел нас через дверь. Мы помчались к ожидающему фургону. Когда мы все загрузились, Анджело остановился и сказал: «Я через минуту». Он нырнул, оставив двери фургона открытыми.

Я подпрыгнул, когда внезапный взрыв жара пронесся по фургону. Свет ослепил мои глаза, заставив меня вздрогнуть. Громкие удары и оглушительные хлопки, казалось, эхом разносились по фургону, словно мы оказались под перекрестным огнем.

«Какого хрена?» — зарычал Кай, бросаясь к входу в фургон. Здания, в которых жили девочки, горели. Я наблюдал, как пламя поднимается все выше и выше, пожирая богом забытые строения. Адреналин хлынул во мне, и я попытался выбраться из фургона.

«Мишель!» — отчаянно закричал я, мой голос был слишком тихим, чтобы его было слышно снаружи фургона. «Она все еще внутри!» Кто-то удерживал меня. Я вцепился в руки. «Отпусти меня!» — кричал я, моя кровь бежала по моим венам. «Мишель! Мне нужно добраться до Мишель!» Но руки не отпускали меня. Я пинался и бился, пытаясь вырваться. Я оглянулся и увидел каменное лицо Кая. «Кай! Отпусти меня, черт возьми!» Я повернулся обратно к лагерю. «Нет!» — закричал я. Это место было гребаным адом. Не было ни одного нетронутого здания. Все горело дотла.

Я обмяк в объятиях Кая, больше не чувствуя ног, все мои силы украл огонь передо мной. Жар от зданий усиливался, пока мое лицо не начало потеть. Я даже не заметил, как Кая отодвинул меня от дверей, прислонив спиной к стене фургона, пока Ковбой не положил мне на руку нежную руку. Я устало, оцепенело посмотрел в его синяки. «Она хотела вернуться домой», — взмолился я, голосом надломленным. «На зеленые поля Техаса». Я сглотнул. «Ее родители заслуживают, чтобы она вернулась...»

Взгляд Ковбоя был полон сочувствия, свет пожаров снаружи отражался в его голубых глазах. «Не такая, как она», — тихо сказал он. «Они не смогли справиться с тем, что она пережила. Мы передадим им слово, но избавим их от правды. Никто не смог бы справиться с тем, что его дочь должна пройти через это».

Я крепко держала руку Хаша. Ковбой провел большим пальцем по моему лицу. Я чувствовала, что Кай наблюдает за нами. Но у меня не было сил тратить их на него прямо сейчас. Я откинулась на Хаша, позволив ему укачивать меня в своих теплых руках. Ковбой наклонился к Хашу, и, казалось, его последние силы улетучились.

Анджело, или как его называл Кай, Тень, подошел к двери. Он слегка запыхался. Он улыбнулся, отчего его и без того красивое лицо стало захватывающим. «Не мог выносить это место, когда работал здесь. Мечтал поджечь его с тех пор, как вышел».

Дверь закрылась, погрузив нас в темноту. АК открыл задвижку между кабиной и задней частью грузовика. «Сколько?» — спросил Таннер.

«Пятнадцать», — ответил АК.

Таннер кивнул, а затем опустил глаза на какое-то устройство типа iPad. «Дорога свободна. Братья все на страже и ждут нас». Он вздохнул. «Час до полного освобождения». Я поднял глаза на Хаша и увидел, что он следит за Таннером, как ястреб. Но когда фургон тронулся, я поддался зовущему сну.

И я послал молитву Аиду, чтобы он приветствовал Мишель в загробной жизни с распростертыми объятиями. Ее прекрасное лицо снова нетронуто, с широкой улыбкой на губах, когда она танцевала на Елисейских полях.

Но Хуан...