Но она очень, очень, очень сильно не хотела просить. А он не умел читать мысли, чтобы предложить самому. Жаль, но что поделаешь. Придется обходиться без кофе.

– Кристина помолвлена с Рупертом! – выпалила она.

Эл удивленно хмыкнул.

– Помолвлена с Рупертом? Да они ведь встречаются всего ничего.

– Знаю, – печально промолвила Фиби. – Она всегда была немного импульсивной.

– Это еще мягко сказано.

– Впрочем, она-то его знает гораздо дольше, чем мы.

– И то правда. – Вооружившись консервным ножом, он навалился на жестяную банку. – Что ж, я надеюсь, она будет очень счастлива.

– Я тоже. – Фиби взглянула на отца. На его лице застыла маска одиночества.

На стол шлепнулась капля.

– Фиби? Ох, Фиби, что с тобой?

– Ничего, – ответила она, усиленно морща лицо и злясь на предательские слезы. – Ничего… и все сразу.

Эл отложил консервный нож и сел рядом с ней.

– Это не самый понятный ответ.

Фиби шмыгнула носом. Она не станет говорить об острых шипах, вонзающихся в ее шею, но скажет об остальном.

– Хорошо, я скажу как есть. Все не так. Я чувствую себя неправильно из-за того, что Кристина выходит замуж за Руперта. А еще… я думала о Пэдди и Коко, о том, что их разлучат, когда Коко отпустят на свободу. Он должен был быть с ней. Они вдвоем должны были жить вольной жизнью в дикой природе, на берегах Дарлы. А теперь это невозможно.

Эл похлопал ее по руке.

– Не взваливай на свои плечи их проблемы, Фиби, – попросил он. – Не делай этого.

Она потерла мокрые глаза и продолжила:

– Сейчас они вместе, но скоро снова потеряют друг друга, и на этот раз навсегда.

– Они справятся. – Эл глубоко вздохнул и приобнял ее. – Как-нибудь они справятся. Им просто нужно научиться с этим жить.

Зима

Одна из посылок была сильно потрепана. Содержимое (судя по всему, края пары рамок для фотографий) торчало из порванного уголка. Эл решил заклеить дыру скотчем, пока та не изодралась еще больше. Где-то у него завалялся скотч для посылок. Возможно, в кухонном ящике со «всякой всячиной»?

Открыв его, он увидел блокнот для записей. Эл не помнил, чтобы оставлял его там, и пролистал его, прежде чем сообразил, что тот, вероятно, принадлежит Фиби. Он удивился, увидев в нем столько страниц рукописного текста: он знал, что любое письмо причиняет ей боль. Видимо, там содержалось что-то важное. Первые страницы оказались исписаны ее предположениями о местонахождении Мявы, затем следовали заметки о Коко и времени ее кормления. Еще одну страницу испещряли записи о том, что заказывают жители деревни. Он цыкнул себе под нос. Любопытство Фиби порой не умещалось ни в какие рамки. Он подумал, что стоит сделать ей замечание на этот счет, хотя дисциплинарные взыскания никогда не были его сильной стороной.

Он перевернул еще одну страницу и взглянул на серию довольно длинных, тезисно оформленных абзацев. Эл предположил, что она записывала их в несколько отдельных подходов.

Озаглавлены они были «Хроническая боль».

Он не смог удержаться и прочел первый абзац.

Боль обворовывает до нитки. Она лишает тебя выходных, занятий спортом, праздников, веселья. Лишает работы и удовлетворения, которое приносит полезный труд. Лишает друзей и отношений. Лишает мечты. И она лишает тебя несметного количества нереализованных возможностей.

Эл никогда раньше не думал об этом с такой точки зрения. Он печально покачал головой и продолжил читать.

Боль затмевает яркость чувств. Когда-то жизнь была полна ярких моментов, но это в прошлом. Теперь, когда происходит что-то хорошее, это не сопровождается теми духоподъемными эмоциями, которые наполняли твое сердце раньше. Тебе слишком больно, чтобы получать от жизни радость.

Боль кормит зависть. Ты видишь, как люди живут свою жизнь, как они веселятся, гуляют допоздна, преодолевают километровые расстояния и двигаются, не морщась от боли, как они ходят по магазинам и достают продукты из холодильника, не испытывая ни тени дискомфорта. И они принимают это как данность. Они такие везучие, что иногда ты начинаешь их ненавидеть. Ты смотришь на них, а потом на себя, и тебе хочется оказаться на их месте хотя бы на день, хотя бы на час и вспомнить, каково это – быть способным на элементарные вещи.

Боль – ЭТО СКУЧНО. Ты лишена такого количества нормальных человеческих переживаний, что ничто тебя не вдохновляет и не стимулирует. С тобой становится не о чем поговорить. Твои друзья начинают считать тебя скучной и отворачиваются от тебя. И ты их не винишь. Твой мир сузился до тесной темной пещеры боли, где никогда ничего не происходит.

Боль крадет твою индивидуальность. Она вытесняет все остальные аспекты твоей личности, выжимает из тебя характер и полностью подавляет. Год за годом ты настоящая прячешься все глубже и глубже за этим рыдающим и скулящим ничтожеством.

Боль делает тебя эгоисткой. Ты ненавидишь себя за это, но ты слишком устала, чтобы переживать за проблемы других людей. Ты хочешь быть добрым, прекрасным человеком, но в какой-то момент твой организм достигает предела своих возможностей, и ты уже не можешь думать о ком-то еще. Вдобавок ко всему остальному тебя лишают способности сострадать.

Боль абсолютно, беспощадно, бескомпромиссно изнурительна.

Эл заподозрил, что к этому моменту Фиби совсем выбилась из сил, потому что продолжение было накарябано ручкой другого цвета, как будто она писала его в другой день.

Боль делает тебя раздражительной и грубой. Иногда улыбнуться бывает слишком больно, даже если кто-то проявил к тебе доброту. Хорошие манеры требуют сил, которых у тебя нет, и маски, которые мы носим в обществе, становятся неподъемной ношей. Со стороны ты выглядишь хамом и брюзгой, хотя и не хочешь этого.

– Ох, Фиби, – вздохнул он. – Никакая ты не брюзга.

Боль вселяет чувство неполноценности. Ты постоянно видишь перед собой людей, которые заняты самореализацией: они учатся, развивая ум и умножая багаж своих знаний, добиваются успехов в медицине и науке, пишут музыку и создают произведения искусства, сами зарабатывают себе на жизнь. Ты чувствуешь себя отвратительно, потому что не делаешь ничего из этого, не делаешь даже таких элементарных вещей, как готовка и уборка. Ты же лишь заставляешь других людей делать лишнюю работу, беспокоиться лишний раз и тратить лишние деньги. Это убивает тебя больше всего.

Боль заставляет меня чувствовать вину. Постоянно. Перед папой.

Эл опустился на стул. Он долго смотрел на исписанные страницы. Смотрел, не отводя взгляда. Он знал, что Фиби не любила говорить о своей болезни, и никогда не давил на нее. Но именно