Сестра Джулианна нежно улыбнулась:

– Да, милая, я знаю, но это лишь потому, что он знает, где что находится. Он способен жить в одиночестве только благодаря привычке.

В другом доме ему придётся тяжело. Так бывает со многими стариками.

Я продолжала беспокоиться, но понимала, что ничего не могу сделать.

Несколько дней спустя, проходя мимо, я решила заглянуть и договориться о прощальном вечере со своим старым другом. К моему изумлению, квартира была пуста. Я выглянула в окно. Здесь всё было тем же, но и другим. Неодушевлённые объекты живут своей жизнью, особенно когда их постоянно использует кто-то из людей. Когда эта жизнь заканчивается, они выглядят уныло и потерянно, словно мебель, небрежно составленная на складе. Я знала, что мистера Коллетта тут больше нет, и не нуждалась ни в чьих подтверждениях, однако в этот момент из дверей вышла – или, скорее, выползла – его соседка. Куда делись надменность, агрессия, суетливость? Теперь она казалось воплощением апатии и отчаяния.

– Нет его, – сказала она монотонно. – Утром забрали, с вещами. Скоро и меня заберут.

Она скрылась в квартире и заперлась. В Попларе никогда не закрывали днём дверей – разве что те, кто чего-то опасался.

Вернувшись в Ноннатус-Хаус и поднимаясь по лестнице, я почувствовала, насколько мне грустно. Всё произошло так неожиданно. Первым моим порывом было отправиться к своему другу, но затем я заколебалась – надо же дать ему время устроиться и познакомиться с окружающими. Возможно, это и к лучшему. Если чему-то суждено произойти, пусть случается мгновенно. Он мудрый старик и не согласился бы уехать так быстро, если бы из отсрочки мог выйти какой-то толк.

Две недели спустя я села на велосипед после обеда и отправилась на поиски Сент-Марка. За высокими железными воротами высились мрачные серые дома. Я привыкла к старым зданиям работных домов, поскольку большинство из них переделали в тюрьмы или больницы. Все они выглядели уныло, но мне никогда не встречались строения, подобные Сент-Марку. Сердце моё сжалось.

Я спросила, где найти мистера Коллетта. Видимо, я воображала, что услужливая хорошенькая медсестра в накрахмаленном халате отведёт меня прямиком к моему другу. Этого не произошло. Единственный, кто мне попался, – довольно неряшливый рабочий, который толкал перед собой тележку с какими-то корзинами. По-английски он не говорил и молча указал на дверь. Внутри оказалось что-то вроде конторы, но совершенно пустой: высокие потолки, холодный воздух, потрескавшаяся краска на стенах.

Я поздоровалась, и мой голос эхом отозвался на лестнице. Никто не вышел.

Я заглянула в какую-то другую дверь. Передо мной открылся широкий пустой коридор с десятком дверей – я открыла одну из них и оказалась в большой комнате, где за пластиковым столом сидело множество стариков. Для помещения, где было так много народу, тут было поразительно тихо. Пустые и невыразительные взгляды уставились на меня. Я огляделась, но не нашла мистера Коллетта, и у кого спросить о нём – тоже было неясно. Услышав звон тарелок, предполагающих наличие кухни, я пошла на звук. Мне встретились два юноши, но оба не говорили по-английски. Они несколько раз повторили «Коллетт» и затрясли головами. Один из них показал на соседнее здание.

Я отправилась туда и, к счастью, встретила рабочего, который сказал:

– Вам надо в приёмную, дорогуша, вон туда, – и он указал на дверь, куда я вошла сначала.

Вернувшись, я около двадцати минут безуспешно пыталась кого-либо дозваться. Наконец ко мне вышел мужчина средних лет с пачкой бумаг в руках. Я изложила ему свою просьбу, и он посмотрел на меня в полном изумлении.

– Вы хотите видеть мистера Коллетта? Так?

– Да.

– Зачем? Вы социальная работница?

– Нет, мне просто нужно его увидеть. Сейчас это возможно? Или приёмные часы уже закончились?

– Нет у нас никаких приёмных часов. Здесь обычно не бывает посетителей. Мне надо открыть кабинет и узнать, где этот мистер Коллетт.

Зайдя в кабинет, он принялся шуршать бумагами.

– Кажется, нашёл. Мистер Джозеф Коллетт, так? Корпус Е, пятый этаж. Вон по той лестнице.

Я поднялась на пятый этаж и попала в комнату, похожую на ту, что видела до этого, – просторную, с парой десятков пластиковых столов с четырьмя стульями у каждого. Старики сидели, положа руки на стол и глядя на соседа напротив. Кто-то положил голову на руки. Все молчали. В комнате едко пахло мочой и потом. Высокие окна пропускали свет, но выглянуть в них было невозможно.

Наконец я заметила мистера Коллетта в дальнем углу комнаты. Он сидел, опустив взгляд, и не видел меня. Я подошла и поцеловала его.

Он ахнул, и глаза его увлажнились. Губы его задрожали, слёзы потекли по щекам.

– Девочка моя, Дженни, вы всё-таки пришли, – прошептал он и умолк, охваченный чувствами.

Я подвинула соседний стул, села рядом и взяла его за руки.

– Я бы и раньше приехала, просто думала, что вам нужно устроиться, познакомиться с соседями. Простите, если решили, что я больше не приду.

– Да… нет, ничего страшного, милая моя, всё хорошо, – пробормотал он. – Теперь вы здесь, и я счастлив. Я так благодарен.

Он пожал мне руку. Я закусила губу, стараясь не расплакаться, и оглядела безрадостную комнату и апатичных стариков. Я не знала, что сказать. Раньше мы легко беседовали, и нам вечно не хватало времени, чтобы наговориться. Но теперь я словно онемела и задавала лишь пустые вопросы вроде: «Ну как вы тут?», «Как кормят?», «Вам удобно?» – на что он уныло отвечал: «Всё в порядке», «Спасибо, не стоит волноваться».

Шли минуты, и мы подолгу молчали. Я понимала, что мне пора, поскольку вечерние обходы начинались в четыре часа. У меня ушло по меньшей мере сорок пять минут, чтобы найти его, и времени оставалось мало. Визит получился короткий, мне было жаль уходить, и я попыталась сбивчиво объясниться.

– Идите, милая, не тревожьтесь за меня, – просто сказал он.

Я вновь поцеловала его и убежала. У двери я обернулась – он поглаживал себя по щеке, в том месте, где я прикоснулась к нему своими губами, и плакал.

Не знаю, как я не угодила в аварию по пути в Ноннатус-Хаус. Я была вне себя от горя.

После ужина я поговорила с сестрой Джулианной. Она молча выслушала меня и долго ничего не произносила. Думая, что она не осознала, что произошло, я уточнила:

– Вы же меня понимаете? Там просто ужасно. Ему нельзя там оставаться.

– Я всё понимаю, дорогая моя. Я вспоминала слова, сказанные Господом нашим Петру. Они есть в Евангелии от Иоанна: «Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострёшь руки свои, и другой препояшет тебя и поведёт, куда не хочешь». Речь шла о смерти святого Петра, но мне всегда казалось, что это относится ко всем нам. Годы идут, и мало кто до последнего сохраняет силы и здоровье. Большинство становятся беспомощными и зависят от окружающих, нравится нам это или нет. В старости учишься быть кротким.